Выбрать главу

Томас Манн не был в восторге, когда anno[54] 1917 теща подарила своему внуку Клаусу пацифистский роман Берты Зутнер[55] «Бросай оружие!», положив его под рождественскую елку; в свое время этот же экземпляр был подарен внуку Эрику его бабушкой Хедвиг Дом, чьи антимилитаристские взгляды — в противоположность своей дочери и зятю — Хедвиг Прингсхайм разделяла. «Откуда же еще, как не из-под рождественской елки, можно на какой-нибудь час извлечь для себя хорошее настроение? — писала она Максимилиану Хардену. — Недавно, когда я прочитала о том, что сегодня мы снова освободили устланную человеческими телами высоту Хартмансвайлер-Копф[56] после того, как только вчера ее отбили у нас с не меньшими потерями, я содрогнулась, осознав все безумие столь бессмысленной, никогда не кончающейся бойни. Разве каждый убитый не сын матери? А сколько таких сыновей бессмысленно полегло на Галлипольском полуострове[57] и погибнут еще?»

Напрасно пытаться найти такие высказывания в письмах Кати Манн. Расхождения между матерью и дочерью, которая защищала военную политику Германии, очень глубоки. «Катя с насмешкой говорит, что не читает сводки, составленные русскими генералами, потому что они лживы. Я отвечаю ей: разве только они лгут? Кто сказал тебе, что там больше лжи, чем где-то еще? Тут мы сердимся и, глубоко оскорбленные, расходимся по домам. Ежели такое суждение высказывает молодежь (а Катя молода, умна, способна судить о многом, гораздо образованнее меня), […] то я умолкаю с большим огорчением. Скажите мне, [Харден,] почему вокруг так много лжи, мошенничества, надувательства, злокозненности и злопыхательского самообмана? А ведь Катя говорит: „Только нам присущ истинный дух правдивости“».

Трудно. сказать, какого мировоззрения придерживалась тогда Катя и чья политическая позиция была ей ближе. Скорее всего, она разделяла консервативно-патриотические взгляды мужа, противореча пацифистским настроениям матери. У нее тогда были другие заботы, и только при Гитлере она научилась твердо отстаивать свою точку зрения. Она опять ждала ребенка, что тогда, в конце войны, при больших сложностях с продовольствием, не вызывало особой радости. Но все прошло очень легко, без каких-либо осложнений. На сей раз — и единственный — она рожала не дома, а в университетской клинике, и счастливый родитель с самого первого дня — что тоже было непривычно — не уставал слагать гимны в честь новорожденной, воспевая ее не всегда удававшимся гекзаметром.

Вот уж четырнадцать минуло лет с той поры,                                                  как впервые В дом мой жену я привел, и четверо за семь                                                  явились; Снова семь лет протекло, — нет, видно, не все                                                  были в сборе… […] И вот тогда, когда в сердце моем эти чувства                                                  проснулись, В мир ты пришла, была рождена мне, дар                                                  драгоценный, Милая детка моя! И совсем в этот раз                                                  по-другому К встрече я был подготовлен по самым                                       различным причинам: Памятью переживания, принявшею образ                                                  телесный, Были мне все остальные, ты же была,                                                  моя радость, Плодом любви моей зрелой, верного,                                                  прочного чувства, Близости в счастье и горе.[58]

Катя была раздосадована столь непристойными строфами, без доли иронии делавшими общим достоянием «их самую интимную жизнь». Но Томаса Манна не смущали подобные сомнения. «Это самое интимное […] является одновременно самым простым и самым человечным». Однако Катя заупрямилась; поставленная перед дилеммой, на что решиться — согласиться ли с доводами критически настроенного разума или предпочесть спокойную домашнюю атмосферу, — она предпочла ссору. «Разлад между К. и мной, и все из-за двух стихотворных строк, которые пришлось вычеркнуть, но без них то место получилось слабым, и само стихотворение, на мой взгляд, утратило свою значительность. Целый день отвратительное настроение». Тем не менее, автор гимна не позволил окончательно сбить себя с толку и продолжал слагать свои вирши.

вернуться

54

В году (лат.).

вернуться

55

Зутнер Берта (урожденная графиня Кински; 1843–1914) австрийская писательница-пацифистка; издавала журнал «Бросай оружие!» (1892–1899); образовала «Австрийское общество друзей мира», в 1905 г. удостоена Нобелевской премии мира.

вернуться

56

За эту высоту велись самые затяжные и кровопролитные бои во время Первой мировой войны. С 1914 по 1918 г. там погибло до 60 000 немецких и французских солдат.

вернуться

57

Во время Первой мировой войны англо-французские десантные войска при поддержке флота высадились на Галлипольском полуострове, чтобы захватить Дарданеллы, Босфор и Стамбул, но не смогли добиться успеха и, понеся большие потери, отошли в Салоники (Греция).

вернуться

58

Эпическое стихотворение «Песнь о ребенке». (Здесь и далее в переводе А. Исаевой.)