Юное создание из, как принято говорить, «хорошего дома» — и в театре! Возможно ли такое? Хедвиг Прингсхайм откровенно признается, что в глубине души никогда не надеялась преуспеть на театральных подмостках, хотя уже с раннего детства «страсть как любила читать наизусть самые длинные стихотворения, не щадя ни возраст слушателей, ни их пол». Однако посвящение себя актерской профессии было в то время просто немыслимо для дочери столь почитаемой в обществе семьи, хотя надо учесть, что у Домов традиционные для их социального положения буржуазные настроения счастливо сосуществовали с богемными и даже социалистическими. Поначалу на ее решение выбрать актерскую стезю повлиял визит одной актрисы, знакомой музыкального директора Майнингенского театра Ханса фон Бюлова, и уже затем, благодаря посредничеству герцога Георга, знакомого с Эрнстом Домом и его супругой, а также бывшей актрисы Эллен Франц, решение это было претворено в жизнь. «Мой отец не понаслышке, а из личного опыта знал довольно легкомысленные нравы театрального народца, и потому одна только мысль, что он посылает свою любимицу в этот вертеп, наполняла его ужасом. Однако это был человек, не умевший сказать „нет“, и когда вскоре герцог […] прислал к нам для переговоров своего режиссера, моя судьба была окончательно решена. Мне передали роль Луизы из „Коварства и любви“, которую я должна была выучить наизусть сама, не прибегая к чьей-либо помощи. Вот так я стала актрисой». После того как Хедвиг Дом обзавелась гримом и обновила свой гардероб, 1 января 1875 года, «сопровождаемая отцом, робкими напутствиями матери и тайной завистью трех своих младших сестер», она отправилась в Майнинген.
Ей едва исполнилось девятнадцать, и она была «еще совсем неумелой, неопытной маменькиной дочкой»; отец определил ее на пансион к директору местной гимназии, после чего уехал «со слезами на глазах», так что отныне ей предстояло учиться быть самостоятельной. «До этого времени я очень редко бывала в театре и потому не имела о царивших в нем нравах даже мало-мальского представления; теперь же со мной были только моя юность, моя красота, чудесный грудной голос, большие способности и не подавленная ничем естественность».
Видимо, именно совокупность всех перечисленных качеств привлекла к дебютантке благосклонное внимание не только самого герцога, но и юного математика Альфреда Прингсхайма, стремительное появление которого и прервало ее карьеру. «И вот отныне я осталась при своем таланте[14] и не могла нигде его применить. Даже излить свою ярость в декламации стихов я не имела возможности, ибо муж был совершенно глух к художественному слову и находил мою манеру исполнения отвратительной. А когда на меня находил стих и я произносила что-нибудь из „Ивиковых журавлей“ или „Кассандры“, уже повзрослевшие сыновья чуть не накидывались на меня с кулаками. Это было и вовсе нестерпимо, и потому со временем уста мои сомкнулись, навеки погребя в себе поэтическое богатство. Однако тот незначительный отрезок времени, проведенный в Майнингене, навечно останется в моей памяти неисчерпаемым кладезем воспоминаний».
Таковы откровенные и образные высказывания Хедвиг, которая лучше любого другого знала о тех временах; нет причин сомневаться в искренности автора этих строк, в ее самокритичной и ироничной оценке своей личности. Как бы то ни было, доподлинно известно, что помолвка Альфреда Прингсхайма с Хедвиг Дом состоялась в последний день уходящего 1877 года, а свадьба — в октябре следующего.
Молодая пара поселилась в Мюнхене, в прекрасном доме, находившемся в самом начале Арчисштрассе, где они прожили вплоть до 1889 года, когда по их заказу, буквально в нескольких шагах от прежнего жилища в ренессансном стиле, был построен знаменитый особняк, в котором предусматривалось достаточно места для размещения непрерывно множившихся художественных коллекций; с тех пор он часто упоминается в письмах, воспоминаниях, литературных памятниках и научных трактатах. Роскошное здание просуществовало до 15 августа 1933 года, когда было отчуждено у владельцев за семьсот тысяч рейхсмарок и вскоре стерто с лица земли, дабы освободить место для нового дворца национал-социалистской партии. Но к тому времени дети Прингсхаймов давно стали взрослыми, так что в задуманном для них доме уже жили внуки супругов.