Эти признания напоминают нам письма из Оберсдорфа (октябрь 1920 года), в которых Катя Манн сетовала на недостаточную чуткость и понимание со стороны мужа. Но теперь, в 1942 году, как и в далеком прошлом, она не опустилась до бесплодных причитаний, а высказала то, что сознавала и чувствовала, а потом приступила к описанию тех требований, которые предъявляла ей жизнь, — уход за мужем, детьми и внуками: «We are without any help in the house for weeks, and the hotel is packed with Klaus, Golo, Erika, Fridolin and Monika, for the meals. Erika does the cooking, Golo is a wonderful dishwasher and gardener, but for the poor housewife who also has the exclusive care for the baby [Frido] there still remains plenty of work and I really hardly get through»[148].
Обязанностей хоть отбавляй. Да еще переживания о сыновьях-солдатах. Первым призвали Клауса, который добровольцем вступил в армию США. «Боже мой, сплошной ужас, и одно страшнее другого. Но что поделаешь, остается лишь уповать на лучшее. Не представляю тебя в военном мундире, вышли мне хоть какую-нибудь фотографию». Катины письма Клаусу выдают противоречивость ее чувств. С одной стороны, она опасалась, что сына отправят прямиком «в заокеанскую мясорубку», — «для матери это жестокая участь!», и вместе с тем она была благодарна судьбе за то, что в армии он будет лишен соблазна баловаться наркотиками. «Мой героический сын», — так называла она Клауса в свойственной ей противоречивой манере: смеси восторга и иронии, во всяком случае, пока еще ситуация была не столь серьезной. Томас Манн, напротив, с самого начала безоговорочно приветствовал этот шаг сына и гордился его стремительной карьерой. «То, что отец всю жизнь мечтал увидеть тебя в чине лейтенанта, по-настоящему забавно, — писала Катя сыну в апреле 1943 года, не скрыв от него истинную подоплеку отцовского одобрения: — Огромную роль в этом играет одно важное обстоятельство, а именно Аг. [Агнес Мейер никогда не была высокого мнения о Клаусе], она будет страшно раздосадована».
Однако не один только Клаус, но и Эрика и Голо заявили о своем решении служить в армии; пока шла война, для Михаэля тоже существовала угроза призыва в действующую армию. «I have never expected to have three children in uniform, but this is, of course, only normal and as it should be»[149].
В декабре 1943 года в Пасифик Пэлисейдз пришло сообщение о том, что Клауса — совершенно точно — направляют в Европу. Стало быть, уже двое Катиных детей находились в районе военных действий. «А ты когда-нибудь получишь отпуск домой? — спрашивала она сына в марте следующего года. — Я, конечно, понимаю, что пока еще для этого совсем не подходящее время, и я, бедная Ниоба, отправлю теперь уже tous les deux[150], вскоре, наверное, tous les trois[151], a там и tous les quatres[152] детей и должна запастись терпением».
В это время Катя охотно использовала столь знакомый ее детям образ из греческой мифологии, стараясь тем самым объективизировать свои чувства: «То, что вскоре […] сразу трое моих детей окажутся по ту сторону океана, все-таки многовато для бедной старой Ниобы». Она даже представить себе не могла, что однажды станет американской «солдатской матерью». «I certainly do not object to it, and it is not because I am now as so many millions of other women, personally affected, it certainly also is not because I have the slightest doubts about Germany’s final defeat […] but first the costs will be terribly high — nobody can tell what the monsters will do before get annihilated — and second the problems after victory seem so complicated, so nearly insoluble, that it is difficult to look with some cheerfulness towards the future»[153].
Итак, волнения за жизнь детей-солдат множились день ото дня, это во-первых, а во-вторых — она по-прежнему боялась, что pater familias станет меньше писать или она не сумеет создать достаточно комфортные условия для его работы. Дело в том, что в марте 1943 года после некоторых раздумий Томас Манн вновь вернулся к работе над материалами «Фауста» и последнее время, по мнению Кати, слишком часто отвлекался на решение каких-то насущных задач, которые, — если к тому же они касались компиляции уже готовых текстов или «скоропалительных» политических оценок — лишь в исключительных случаях находили ее одобрение. «Я отнюдь не была в восторге от работы „The Problem of Humanity in Our Time“[154], которую вначале стенографировала, a потом еще дважды переписывала на машинке, я уже почти как графиня Толстая, к тому же эссе очень длинное, практически как два нормальных доклада, и потому требует сокращения […], мне оно местами показалось устаревшим, утратившим отчасти свежесть и ненужным».
Наконец устроили «генеральную репетицию» в присутствии Бруно и Дизель Франк. Все прошло как нельзя лучше, но миссис Манн все равно не была убеждена в значимости этой вещи. То были старые тексты, подготовленные для женской сионистской организации «Хадасса» в Лос-Анджелесе, и для такой аудитории они вполне годились. «Тринадцатого сентября прозвучит доклад, частично для иудеев, с приложением на идиш, на этом настояла сама организация, отчего отец ужасно рассердился, что заметно сказалось на его здоровье. Иногда он бывает совершенно непредсказуем».
148
«Уже несколько недель у нас нет никого, кто мог бы помочь по хозяйству, хотя народу полным-полно: Клаус, Голо, Эрика и Фридолин, да еще Моника забегает — но только чтобы поесть. Эрика готовит еду, Голо — чудесный „посудомойщик“ и садовник; на долю бедной хозяйки дома приходится уже все остальное, не считая забот о малыше, за здоровье которого она в ответе, так что действительно едва управляюсь». (
149
«У меня никогда даже и мыслей не было, что однажды трое моих детей наденут военный мундир, однако это совершенно естественно, и именно так и только так и должно быть». (
153
«Естественно, я ничего не имею против, да и что можно тут возразить: это коснулось многих миллионов женщин, и они испытывают те же чувства, что и я. Да я бы определенно не возражала даже и в том случае, если бы у меня были сомнения в поражении немцев […], однако цена будет слишком высока, никто не может знать, на что способны эти чудовища, прежде чем в конце концов их уничтожат. К тому же проблемы, которые возникнут после победы, окажутся необычайно сложными, практически неразрешимыми, так что пока будущее не дает особого повода для веселья». (