Наконец-то после четырех мальчишек девочка. Однако, судя по всему, в свое первое десятилетие маленькая Кати не делала различий между собой и братьями и искренне считала собственный пол какой-то ошибкой природы. «Кати говорит […], что когда они появились на свет, произошла ошибка, там решили, что она девочка, хотя на самом деле — мальчик», — гласит запись матери от ноября 1888 года, а годом раньше, в канун Рождества, раздосадованная Хедвиг Прингсхайм неожиданно замечает, что «глупышка, отрицающая все девчачье, выменяла у Петера свой роскошный кукольный сервиз на пистолет». И все это несмотря на то, что незадолго до рождественских торжеств Хедвиг Прингсхайм приложила максимум усилий, чтобы объяснить детям, как «глупо» заниматься только игрой в солдатики, — все безуспешно, беспомощно заявляет она: «Ничего не помогает, из всех дорогостоящих подарков они предпочли три листа с солдатиками, каждый по семьдесят пять пфеннигов; солдатиков они старательно вырезали и только с ними и играли».
К сожалению, «Детская книжечка» Хедвиг Прингсхайм служит единственным источником, который позволяет нам по неискаженным высказываниям детей получить представление не только об их развитии — она живописует окружающий их мир. Кроме того, этот дневник — одно из более ранних уцелевших свидетельств о незаурядных писательских способностях Хедвиг, которая переняла этот дар от своих родителей; впоследствии он нашел достойную наследницу в лице ее дочери Кати. Можно вполне верить наблюдениям, содержащимся в этой «Книжечке»; свидетельство о развитии полугодовалых близнецов подкупает своей лаконичностью и точностью: «Кэте пухленькая и спокойная, Клаус выглядит более интеллектуальным и физически крепким». Спустя четыре месяца это впечатление ставится под сомнение: «Кэте более развита, нежели Клаус, […] Клаус приветливее». А еще спустя полгода оба малыша уже не претендуют на особое положение среди остальных детей. Больше всего внимания мать уделяет теперь — судя по частоте и скрупулезности записей — своему старшенькому, Эрику, по сравнению с которым, как пишет фрау Хедвиг, остальные дети «значительно меркнут», «хотя Кэте и Хайнц удивительно развиты для своего возраста. […] Кэте за всеми псе повторяет и пытается высказать собственные мысли. К тому же это самое веселое, непоседливое и очень симпатичное созданье. У нее восемь зубов, у Клауса шесть, а в остальном Клаус все же очень отстает, у него еще слишком мало слов для выражения своих эмоций».
Требования к умственному развитию детей и, прежде всего, умению озвучить свои ощущения, были очень высоки. «Достойным записи» — если воспользоваться выражением Томаса Манна — был, в первую очередь, наблюдаемый прогресс в духовном развитии ребенка, о чем мать писала тоже с необычайным остроумием и тонким юмором («Клаус выглядит так, будто сошел с картинок Буша»)[16]. Она обладала способностью удивительно точно подобрать меткие слова для характеристики детей («Кати на удивление мастерица франтить, она очень аккуратна, опрятна и кокетлива: воистину маленькая женщина»), и без доли щепетильности мать поверяет бумаге такие слова своей четырнадцатилетней Кати, адресованные отцу: «Фэй, спереди ты выглядишь точно так, как орангутан сзади, такой же волосатый».
Несмотря на необычайно своеобразную, изобилующую ошибками орфографию, — Хедвиг Прингсхайм до преклонного возраста не позволяла никому править себя — ее «Детская книжечка» дает наглядное представление о буржуазной среде конца девятнадцатого века и царящих в ней культурных традициях, в атмосфере которых развивалась молодая поросль этой удивительно талантливой семьи. «В детской, — свидетельствует запись от марта 1882 года, когда близнецы еще не появились на свет, Эрику, самому старшему, три года, Петеру — два, а Хайнц делает первые робкие шаги, — висит фотография, где запечатлены все знаменитые музыканты. Эрик […] знает названия всех произведений Вагнера и перечисляет их, ни одного не упустив».
Декабрь 1885 года: близнецам уже по два полных года, дети все вместе играют в свою «любимую игру», «хоровые песни из „Багдадского цирюльника“». Предпочтение отдается номеру, гениальному во всех отношениях, — «Одноглазый Бакбаб». Неделю спустя — очередная запись: Эрик, который всего несколько дней тому назад впервые был на уроке учителя Бенгельмана, прочитал историю, прежде рассказанную ему родителями в связи с постановкой вагнеровского «Кольца». «Зигфрид рассекает кольчугу на Брунхильде, отчего та теряет божественную силу и превращается в обыкновенную женщину. Реакция Эрика: знаешь, мамочка, это глупо с их стороны. […] Им надо было прикрепить к дереву возле Брунхильды табличку с надписью: „Просьба ничего мечом не рассекать“».
Судя по всему, Альфред и Хедвиг Прингсхайм считали само собой разумеющимся посильное участие детей в том, что было важной составной частью их собственной жизни. Однако они никогда не умилялись обширными познаниями детей, даже когда речь заходила о вещах не совсем обыденных. Например, в записи от 8 июля 1888 года значится следующее: «В ателье у Каульбаха, который рисует их в костюмах Пьеро, дети вели себя совершенно бесцеремонно. Кати сказала: „Наверное, он напялит на нас костюмы, потому что ты хочешь, чтобы нас в них сфотографировали; вот и ему придется тебя послушаться и рисовать нас в костюмах“».
Сознавала ли фрау Прингсхайм, в какой мере эти не комментируемые ею высказывания характеризовали стиль жизни их семьи и поведение детей?
В том же году, когда Каульбах (имеется в виду Фридрих Август, племянник Вильгельма Каульбаха, которого к тому времени уже не было в живых) рисовал ставшую впоследствии знаменитой картину с пятью юными отпрысками семейства Прингсхайм в костюмах Пьеро, мать сделала в дневнике запись о том, что дочь, которой не исполнилось еще и пяти лет, вытащила из-под стола обрывок шпагата и объяснила свои действия следующим образом: «Хотела посмотреть, убирает ли Эмили под столами; я заметила там этот кусочек уже давно, но он все лежит; наверное, она всегда неважно убирает». Удивленно, но в то же время с удовлетворением мать замечает: «Испытанный трюк умудренной опытом хозяйки». Где Катя подсмотрела это?
Однако интереснее, чем описание повседневных эпизодов, читать записи, свидетельствующие о том, в каком объеме дети постигают преимущество своих собственных привилегий и делают из этого соответственные выводы: «Надо […] благодарить крестьянина, если он здоровается с вами, — поучает братьев семилетняя Катя, — потому что у нас должны быть более утонченные манеры, чем у него, — ведь его даже не воспитывали в детстве, так как его отец должен был с самого раннего утра быть в поле, а мы-то ведь воспитанные».
Они действительно были «воспитанны», но не вышколены и не напичканы знаниями из учебников. Из предлагаемых предметов им разрешалось выбирать то, что было больше по душе. Еще до их поступления в школу мать стала заниматься с ними французским, поэтому, очевидно, было вполне в духе династии, когда старший сын, наблюдая за траурной процессией во время похорон короля Людвига, выразил сомнение относительно преемника короля, споря с находившейся в доме бонной: «Madame, nous avons de nouveau un fou»[17], — произнес он по-французски. И, естественно, никого не удивляло, что младшие дети подражали старшему брату; пятилетняя Катя во время отдыха на курорте Кройт, добросовестно переведя на немецкий «garçon»[18], всех кельнеров именовала исключительно «лакеями».
Владение искусством языковой стилизации в течение многих десятилетий было коньком Катарины Прингсхайм, ее речь всегда отличалась образностью и выразительностью. «Дети задумались над тем, почему слово „скотина“ означает в одном случае просто домашнее животное, а в другом — это бранное слово. Катя: „Я знаю, это слово считается ругательным, потому что животное может плохо себя вести“». Вне всяких сомнений, определение значения этого слова для одиннадцатилетней девочки и разумно, и оригинально. А как говорила сама мать?
16
Буш Вильгельм (1832–1908) — известный немецкий поэт и художник. Создал юмористические циклы рисунков, сопроводив их собственными стихами.