Так выглядела описанная Моникой Катина комната в Мюнхене. Была ли она иной в Кюснахте? Или в Принстоне? Удивительно, мы можем сантиметр за сантиметром воссоздать вид рабочих кабинетов Томаса Манна вместе с тщательно убранным письменным столом в каждом из новых обиталищ, но как выглядели Катины комнаты? Являлись ли они по-прежнему одновременно будуаром и конторой? Нам сие неизвестно. Мы знаем лишь дом: стоящий на склоне и потому богатый лестницами дом на Шильдхальденштрассе в Кюснахте, и еще один после 1938 года, третий после Мюнхена и Цюриха, затем роскошная вилла в Принстоне на Стоктон-стрит, которая свидетельствовала не только «о весьма возросшем уровне жизни Маннов по сравнению с Кюснахтом», но и о новой эпохе жизни, ибо самым знаменитым из гостей, когда-либо переступавших порог дома Кати и Томаса Манн, был сиятельный Альберт Эйнштейн, их самый ближайший сосед по Принстону.
Глава шестая
Америка
Для Кати и Томаса Манн американская жизнь началась, в некотором смысле, с 15 мая 1937 года, когда одна журналистка, интервьюировавшая писателя три недели тому назад, — по его мнению, прелестная и интеллигентная почитательница его таланта, — открылась великому мастеру, кто она, собственно, есть на самом деле: не какая-нибудь мелкая сошка, чью корреспонденцию можно было бы запросто выбросить в корзину, как никчемные «fan mail»[102], а дама из высшего вашингтонского общества: «Будет лучше, если я представлюсь вам как жена Юджина Мейера, владельца и издателя газеты „Вашингтон пост“ и бывшего управляющего Федеральной Резервной системой».
Вот это новость! Да не одна: у миссис Агнес Мейер есть два предложения для господина автора: во-первых, выступить с лекцией перед широкой аудиторией «statesmen and legislators»[103] на тему: «Can democracy survive?»[104], а во-вторых, о возможности постоянной работы в «Вашингтон пост», которая вполне могла бы начаться с публикации несокращенной речи доктора Манна. «Нашу газету каждое утро читает вся правительственная администрация, начиная от президента и ниже». Быть может, стоило бы обсудить и предложение о заключении договора. Мистер и миссис Мейер были бы крайне рады встретиться с мистером и миссис Манн в Париже, куда они прибудут 25 мая.
Однако встреча не состоялась. Томас Манн заболел. Вместо него ответ дала Катя и отправила отдельной почтой предисловие-эссе мужа для журнала «Мас унд верт», Агнес Мейер обещала позаботиться об отсылке материалов в газету. Все складывалось идеально: она решила сама перевести на английский язык предисловие и выслала чек на две тысячи долларов. Подобно тому, как плененный египтянами Иосиф был спасен «благословением свыше», так и Томас Манн был вырван из бедственного положения изгнанника интеллектуальным окружением Белого дома. Достигнутый на высочайшем уровне дружеский Entente cordiale[105] мог вступить в силу — с лучезарными Ups и жуткими Downs[106], с блестящими проектами и неприятными эпизодами: «Неужели в мою жизнь и вправду намерена войти еще одна женщина?» — записал в 1942 году Томас Манн в дневник на тридцать седьмом году своего супружества.
Во всяком случае, поначалу внешне все было вполне пристойно: с апреля 1937 года, то есть последние полтора года пребывания в Швейцарии, знаменитый немецкий пиит находился под покровительством одной «влиятельной особы», которая хитростью, чарами и напористостью стремилась заманить его в Америку. А уж если Агнес Мейер что-то решила, то добивалась этого во что бы то ни стало. Едва только обхаживаемый ею писатель заикнулся о том, что готов, пожалуй, покинуть Европейский континент — не в последнюю очередь из-за политического положения в Европе, — как его меценатка тут же приступила к переговорам с Принстонским университетом о приглашении немецкого писателя на должность профессора и объявила о готовности финансировать ее. В следующем году бывший второгодник из Любека, получивший за это короткое время множество академических наград, был приглашен, как и его коллега Альберт Эйнштейн, в университет — он должен был преподавать гуманитарные науки; в дальнейшем, когда чтение лекций стало заметно тормозить творческую работу писателя, Агнес Мейер нашла и финансировала для него синекуру Honorary Consultant for German Literature in the Library of Congress in Washington[107]. Лучшего и вообразить было нельзя: много денег, мало работы, царские условия для присутствия на рабочем месте; а как обязанность — один ежегодный доклад.
Правда, так получилось не сразу. Первое время, по желанию самого Томаса Манна, он лишь ненадолго уезжал из Европы и с завидной плодотворностью работал на двух континентах. Второй континент, Америку, супружеская чета открыла для себя уже ранее: первый раз приехав туда в 1934-ом, они ежегодно бывали там как гости и однажды — для вручения Томасу Манну звания Почетного доктора Гарвардского университета. Окончательное решение о переселении в Соединенные Штаты было принято в марте 1938 года, во время продолжительного турне с лекциями по разным городам континента. «После того как Гитлер столь коварно и безнаказанно присоединил Австрию, — сообщал он в письме Агнес Мейер в мае 1938 года, — и, что вполне вероятно, в ближайшем времени предпримет такой же предательский акт и в отношении Чехословакии, не встретив с ее стороны ни малейшего сопротивления, Европа становится небезопасной для проживания в ней людей, подобных мне. Психика моя вполне устойчива, но Швейцария не в состоянии обеспечить мне даже физическую безопасность». Воспоминание о похищении немецкими агентами в марте 1935 года публициста Бертольда Якоба[108] вынудило Катю высказаться более откровенно в письме к Мартину Гумперту[109]: «Насколько я понимаю, моему мужу, к сожалению, не может быть долее гарантирована личная безопасность в нашем доме в Кюснахте, даже если Швейцарию, во что хочется верить, и не проглотят».
Стало быть, супруги были почти готовы покинуть Европу. Агнес Мейер широко распахнула для них двери Америки; Томас Манн дал согласие на чтение лекций в США. В феврале 1938 года Катя поручила агенту подыскать для них квартиру в Принстоне, уже третью после Санари и Цюриха. Опять начались арифметические действия с квадратными метрами и их стоимостью, к тому же приходилось учитывать местоположение дома, железнодорожную связь с Нью-Йорком, где в отеле «Бедфорд», который предпочли супруги Манн, с давних пор проживали их дети Клаус и Эрика и который вскорости должен был собрать под своей крышей старых единомышленников и друзей их детей: врача и писателя Мартина Гумперта, его друга и коллегу по Будапешту Роберта Клопштока, Ландсхофа и Бермана, издателей Эмиля Людвига и Фердинанда Брукнера. То были «старые нью-йоркцы» из Германии, к которым со временем прибивались все новые эмигранты, бежавшие от гитлеровского режима. В автобиографическом романе «Поворотный пункт» Клаус Манн описал собиравшееся в отеле «Бедфорд» общество и устраиваемые там блистательные празднества. Сыновья Гофмансталя и Макса Рейнхардта, Фолькмар фон Цюльсдорф и Оскар Карлвайс приехали е tutti quanti[110], они разрабатывали планы по спасению тех, кому угрожал Гитлер, а конец дня проводили в баре «Бедфорда».
Итак, Нью-Йорк объединил многих друзей, не говоря уже о Принстоне, где жили Эйнштейны, Калеры[111], Гауссы и Шенстоуны. Поиски квартиры увенчались, наконец, успехом, так что уже 27 июня 1938 года Катя сообщала другу Гумперту: «Сегодня были в Принстоне, нам необычайно повезло: наняли дом, о каком я мечтала с самого начала. Пока, стало быть, все в полном порядке».
Дом № 65 на Стоктон-стрит — идеальная квартира: большая приемная, скорее, зал. Кабинет (с диваном, необходимая предпосылка для успешной работы Томаса Манна), десять обставленных мебелью комнат, пять ванных комнат, так что могли приехать дети и друзья. Если чего-то не хватало, то миссис Мейер великодушно приходила на помощь. У Кати было более чем достаточно поводов, чтобы быть благодарной покровительнице, она знала свой долг по отношению к «мадам», как она называла эту именитую женщину в письмах своим старшим детям. Естественно, она не была предана всей душой этой меценатке, которая даже не пыталась скрыть, что старается излечить Томаса Манна от его «женоненавистничества». Но Катя была уверена, что у нее нет причин чувствовать себя униженной. Она отнюдь не глупее этой «Мейерши», вот только не столь могущественна. В истории культуры, за исключением, пожалуй, китайского искусства, она разбиралась не хуже, а что касается творчества ее мужа, то, вспоминая времена своей помолвки, принцесса засомневалась в правильности интерпретации Агнес Мейер романа «Королевское высочество». Имма Шпёльман и Клаус Хайнрих — для Агнес Мейер это была «любовная история без любви», а Имма — «это единственный созданный Томасом Манном характер, который не отвечает собственной сути».
107
Почетного консультанта по немецкой литературе в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне (
108
Якоб Бертольд (1898–1944) — до 1933 г. редактор и военно-политический обозреватель журнала «Ди Вельтбюне», боевого органа печати, выступавшего в защиту подлинной демократии, возглавляемого Карлом фон Осецким; своими статьями, разоблачавшими в особенности деятельность так называемого «черного рейхсвера», Якоб произвел в стране настоящую сенсацию, его публикации будоражили умы и навлекли на их автора особую ненависть наци. В 1932 г. он эмигрировал в Страсбург, где издавал на двух языках «Независимую службу информации». В 1935 г. нацистский агент Веземан заманил его в Швейцарию и уже оттуда с помощью гестапо переправил в Германию. По настоянию шведского правительства нацисты вынуждены были его освободить и переправить назад в Швейцарию, которая после такого инцидента выслала его из страны. В 1941 г. он бежит через Мадрид в Лиссабон, там его вновь арестовывают нацистские агенты, увозят в Германию и заточают в берлинскую тюрьму, где он погибает 26 февраля 1944 г.
109
Гумперт Мартин (1897–1966) — немецкий врач и писатель, в 1934 г. опубликовал книгу «Ганеман. Необычайная судьба одного мятежного врача и его учение о гомеопатии», которая вызвала особенный интерес Томаса Манна. В 1936 г. уехал в США; позднее его связывала сердечная дружба с Томасом Манном.
111
Калер Эрих фон(1885–1970) — историк, социолог и культурфилософ; состоявшееся в 1919 г. в Мюнхене знакомство с Маннами переросло в тесную дружбу в годы эмиграции, в особенности в Принстоне. Калер неоднократно писал о Томасе Манне, в частности в книге «Орбита Томаса Манна» (The Orbit of Thomas Mann, 1969).