Ютта Рихтер
Фрау Волле и аромат шоколада
Jutta Richter
Frau Wolle und der Duft von Schokolade
© 2018 Carl Hanser Verlag GmbH&Co.KG, München
© О. Мяэотс, перевод, 2019
© Макет, оформление. ООО «РОСМЭН», 2019
Всем детям, которым интересно, как выглядит запредельный мир. Зайчишкам-трусишкам и тем, у кого львиное сердце. Тем, кто оберегает бабочек, и тем, кто приносит удачу. Упрямцам, которые мотают головой и говорят «нет». Тем, кто ищет и находит. И особенно – Лили.
Дети с Заячьей улицы
Ходили слухи, что чёрный магазин Гезины Волькенштайн глотает детей. Зое Зоденкамп даже утверждала, что знала двух таких детей. Но это вряд ли, потому что Зое Зоденкамп на Заячью улицу переехала совсем недавно. А мы тут всегда жили.
Если живёшь на Заячьей улице, то в школу идёшь по Ястребиному переулку. Мимо синего дома, мимо жёлтого и красного, мимо зелёной кованой калитки семейства Тоцци, за которой лает такса. Она скачет как бешеная и яростно царапает решётку, поднимая страшный шум. А потом нужно пройти мимо чёрного магазина Гезины Волькенштайн.
Взявшись за руки, опустив головы и затаив дыхание, мы стараемся незаметно пробежать мимо. И первый вдох делаем, лишь когда добегаем до ратуши.
Там широко распахнуты окна, и летнее солнце, искрясь как сумасшедшее, рассыпает пригоршни лучей по мостовой…
Горчица и салфетки
Зое Зоденкамп и её мама жили под самой крышей. Соседей у них не было. А квартирка – самая крошечная на свете. Поэтому мы у неё никогда не играли.
– Если мы с мамой обе дома, в квартире не повернуться. Я тебя позову, когда она уйдёт.
Но мама Зое никогда не уходила. Не то что наша.
В тот день мама, как всегда, была на работе и вернулась домой усталая, с тёмными кругами под глазами.
– Как дела в школе? – спросила она.
– Хорошо, – ответили мы.
– Что-нибудь случилось?
– Ничего.
– Записка от учительницы есть?
– Да.
– О боже! – вздохнула мама, прочитав записку. – Опять надо нести угощение для школьного праздника. Только этого не хватало!
– Мы же всегда как-то выкручивались, – успокаивали мы её.
– Горчица и салфетки?
– Да, горчица и салфетки.
– В конце концов, ты же мать-одиночка, – напомнил Мориц.
– Мама Селины вообще ничего не делает, – добавила я. – Она мать-одиночка, да ещё кормящая.
– Вот как? – Мама вскинула брови. – У неё что, ещё ребёнок родился?
– Месяц назад. Селина говорит, он кричит ночами напролёт.
– Кошмар! – вздохнула мама. – Ну ладно, пусть будет горчица и салфетки. А теперь мне надо прилечь отдохнуть. У вас всё?
Мы с Морицем кивнули и отправились на кухню делать бутерброды. Маленькую тарелку для мамы и большую для себя. Мама любит, когда за ней вечером ухаживают. Бутерброды с копчёной колбасой. Кусочки бананов, четвертинки помидоров. Стакан холодной воды.
Мы с Морицем знали, что нужно маме.
Радиопапа
– Спать, и без разговоров! – кричала мама. Каждый вечер. – Я сказала: без разговоров!
Мы с Морицем лежали в кроватях. Было темно, хоть глаз выколи, лишь полоска света пробивалась под дверью. Мы прислушались. Вот раздались мамины шаги. Она открыла и закрыла холодильник. Потом пошла в гостиную, опустилась в кресло и включила телевизор.
– Пора, – решил Мориц, откинул одеяло и перебрался ко мне на кровать. Мы натянули на себя одеяло и включили радиоприёмник.
Приёмник – это папин подарок на Рождество. Прощальный, как оказалось, но тогда мы этого не знали. Папа просто вручил нам пакет и сказал:
– Мерле, отдаю тебе, ведь ты старшая, но подарок – вам обоим.
Я сразу сорвала обёрточную бумагу, а Мориц заглядывал мне через плечо. В коробке оказалось обыкновенное радио.
Мориц надулся:
– Ну, папа, зачем оно нам? У нас же есть музыкальный центр!
– Это всеволновый приёмник, – объяснил папа. – По такому можно слушать передачи со всего света: из Африки или с Аляски, из Финляндии или с Огненной Земли. А если знаешь французский, можешь поймать даже сигнал полицейской рации из Парижа.
– Это и в интернете есть.
– Всё не так просто, малыш, – возразил папа. – Для интернет-радио нужен интернет, а для приёмника – только батарейки.
Сперва приёмник только трещал. Я стала очень медленно вращать колёсико настройки. И вот среди шума послышалось какое-то попискивание, потом – тихий голос. Он становился всё громче. Какая-то певица вопила: