Рассвирепевший пингвин подскочил к обращенному к нему спиной Крюгеру и вдарил ему по заду клювом.
Фредди Крюгер, — который в эту секунду, расставив ноги на ширину плеч, увлеченно выполнял наклоны туловища — стукнулся головой об лед и растянулся на животе, широко раскинув руки, словно стремясь заключить в свои объятия весь материк.
Но пингвин-ревнивец на этом не успокоился. Он подбежал к поверженному сопернику и принялся кусать его за голые ноги. Стоявшая поодаль супруга подбадривала его восторженными криками.
Крюгер кое-как перевалился на четвереньки. Он вдруг отчетливо осознал, как давно он никому не пускал кровь. За всеми своими злоключениями он совсем забыл о своем дьявольском призвании — пугать, догонять, убивать.
— Ты умрешь, гаденышь! — заорал он на пингвина, пытавшегося ущипнуть его за щеку. — Дай мне только подняться…
Скользя на ботинках, как на коньках, Крюгер с трудом встал и занес для удара руку в перчатке. Лезвия ножей кровожадно блеснули в хрустально чистом воздухе.
— Вот тебе, гад пернатый! — воскликнул он, но не удержав равновесия, снова шмякнулся всем телом об лед.
Глава 2
Монахиня в белом
Ножи глубоко вонзились в ледяную толщу. Весь багровый от ярости, Крюгер попытался отодрать перчатку, но она не поддавалась.
Фредди взял спортивный азарт. Вновь обрести свою любимицу стало для него куда важнее, чем отмахиваться от наседающего пингвина, который мало-помалу умудрился приспустить с него трусы и занялся обработкой оголившегося зада.
Безуспешно испробовав несколько способов, Крюгер уперся ногами возле перчатки, крепко схватил ее руками за манжету и со всей силы дернул на себя.
Раздался жуткий треск. Перчатка вырвалась из ледяного плена и отлетела далеко в сторону. А Крюгер с размаху повалился на спину, ударившись затылком об лед. Подпрыгнувшая при падении шляпа приземлилась ему точно на лицо.
Оставалось только сложить на груди руки и умереть. Но не таков был Фредди Крюгер, чтобы покориться злой судьбе. Тяжело перевернувшись набок, он вгляделся в заснеженную даль: не сверкнут ли где ножи его перчатки?
И тут его запорошенные снегом глаза увидели нечто поразительное. По холмам, освещая себе путь горящей свечой, медленно ползла женская фигура в белом монашеском одеянии. Валуны, которые она огибала, казались мраморными надгробьями, хлопья снега, падающие ей на плечи — траурными бумажными цветами. Монахиню нещадно теребил ветер, но она упорно продвигалась вперед, и свеча в руке ее не гасла, полыхая вечным огнем.
По щекам Крюгера заструились слезы. Не успев добраться до подбородка, они застывали на морозе подобно каплям воска.
— Мамочка… — простонал Крюгер, опускаясь на колени, позволяя неугомонному пингвину кусать себя за локти.
Пингвин изощрялся, как только мог.
— Да уйди ты, уйди ты, — шипел на него Фредди сквозь зубы, но тот, не осознавая всю трогательность момента, продолжал тянуть его за трусы.
Тем временем, монахиня перестала ползти. Она медленно выпрямилась, застыв в трагической позе. Ее сутана развивалась на ветру. Капюшон откинулся назад, обнажив седую голову. Длинные волосы растрепались, обрушившись пенистыми волнами на скорбно опущенные плечи.
— Мамочка, забери меня отсюда! — взвизгнул Крюгер, протянув к ней руки.
Но свеча в руке женщины вдруг превратилось в сверкающее распятье. Высоко подняв его над головой, монахиня по-медвежьи прорычала:
— Заткнись, ублюдок! Ибо сказал Господь: я не мать тебе, и ты мне не сын!
— Но как же так, мамочка… — разрыдался Крюгер, зарывшись лицом в ладони, а когда вновь поднял глаза, то так и сел: оглашая окрестности громоподобным ревом, над равниной возвышался белый медведь!
Пингвины стали потихоньку разбегаться. Крюгер тоже вскочил и, отведя руки за спину, как заправский пингвин, пристроился к ближайшей колонне.
Медведю не понравился этот неуклюжий пингвин в черной шляпе и пятнистых трусах. И он двинулся за ним следом.
Пингвины, колонну которых замыкал Крюгер, быстро добрались до спасительного океана. К краю льдины вел крутой склон. Он был так крут, что птицы, бросившись на брюхо, в одно мгновение скатывались по ложбинке вниз и оказывались в воде.
В последний момент Крюгер засомневался, пойдет ли ему на пользу купание в ледяной воде, но было поздно: ботинки его разъехались вкривь и вкось; правда, он еще пытался, балансируя на месте, устоять на ногах, но потом обреченно грохнулся на спину и покатился на встречу с Океаном.
— Ненавижу русские горки! — вопил он, придерживая рукой шляпу и задирая ботинки кверху, чтобы не мешать своему заду набирать скорость.
Он легко соскочил с кромки льдины и полетел над гладью воды, подпрыгивая, как галька. Метров через двадцать его скорость резко упала. Подняв напоследок красивый каскад брызг, Крюгер стал тонуть. Увесистые ботинки потянули его в бездонные глубины океана.
Крюгер обреченно пускал пузыри, но тут ему вдруг пришла счастливая мысль, что сожженный заживо утонуть вот так запросто не может. Несмотря на всю спорность этого предположения, Крюгер воспрял духом, ботинки как-то сразу полегчали, и он начал всплывать обратно.
Оказавшись на поверхности, он поймал плававшую неподалеку шляпу и надел ее на голову, забыв предварительно выжать. Из шляпы хлынул ледяной поток, ошпарив колючим холодом ему мозги. И Крюгер, нахлебавшийся к тому же соленой воды, которая сейчас омерзительно булькала у него в животе, — стал постепенно замерзать.