Джейсон потянул нож сильнее, а затем стал качать его из стороны в сторону, но лезвие прочно засело в позвоночнике юноши. А Фризелл был еще жив!
— Ну и ну, слишком много пива, как мне плохо, — простонал Фризелл…
Джейсон, убедившись, что все его попытки высвободить нож из тела Фризелла тщетны, поднял несчастного, как поднимают копну сена, прежде чем забросить ее в прицеп сеноуборочного комбайна. Он метнул тело через голову, вложив в этот бросок столько силы, что незадачливый массовик-затейник слетел с острия ножа, как камень, выпущенный из катапульты. Джейсон проводил взглядом выписанную световой палочкой на темном небе лугу, похожую на падающую звезду, предвещающую несчастья.
— Этот чудила пронял меня до самой задницы, — с чрезвычайно довольным видом объявил Чак.
Он, улыбаясь, смотрел на то, что творила толпа, дошедшая до состояния экстаза. А что творили телки!
— Посмотрите-ка, что это за придурочный парень.
Дружок Чака заметил Джейсона, подходившего к танцплощадке.
— Эй, приятель, ты со своей битой можешь играть где хочешь: в центре, в защите, на любом месте — только выбирай.
Здоровый жирный бык был одет в какое-то немыслимое тряпье — в дерюгу иди во что-то еще хуже. А за каким чертом у него на роже маска? Неужто этот осел Фрибург послал свои приглашения каким-нибудь недоноскам из Тexaca?
— Эй! Иофор![8] — закричал Чак, обращаясь в шутливо-издевательской форме к единственному сыну Памелы Вурхис. — Это вечеринка, а не канун Дня всех святых. Так что иди найди свинью и оттрахай ее!
Приятели дружно захохотали.
— Точно, — добавил один из дружков Чака. — Только пригласи… пожирнее.
Снова раздался громкий хохот, достаточно громкий для того, чтобы завести этого болвана настолько, что он начал тыкать Джейсона в грудь.
— А тебя…
Толчок.
— …никто сюда…
Толчок.
— …не звал!
Толчок.
Шутник приблизился вплотную к Джейсону.
Джейсон тоже в упор смотрел на него.
А-а-ах-х-х-х-х!
Джейсон своим тяжелым черным башмаком наступил парню на ногу, затем обеими руками схватил за голову и повернул ее так, что этот дурачок вдруг уставился на своих приятелей, стоящих позади.
Теперь пришел черед Джейсона толкаться.
Он толкнул несчастного в затылок, отчего его голова, только что повернутая на 180 градусов, уткнулась лицом в спину, убрал свой тяжелый башмак с его ноги и, слегка наклонив голову, пронаблюдал, как безжизненное тело парня упало на землю. Все это совершилось не более чем в пять секунд.
— Ах ты, сукин сын! — взревел Чак.
Он запустил банкой пива в лицо Джейсону, схватил стоявший рядом светильник и ткнул пылающую парафиновую горелку убийце в грудь.
Одежда на Джейсоне мгновенно вспыхнула — но разве он до этого не горел в адском пламени?..
— А-а-а-а-а! Горишь!
Джейсон не шелохнулся.
Он не закричал.
Он не бросился бежать.
Джейсон Вурхис преспокойно отстегнул мачете, висевшее у него на поясе, и спокойно шагнул навстречу Чаку.
Это не укладывалось в голове!
Он же горел!
Конечно, горел. Вокруг была темень, и все ясно видели пламя, охватившее его тело.
Так почему же он не кричал?
Почему не катался по земле и не пытался сбить пламя?
Почему..
Мачете взметнулось вверх.
У-у-у-у-у-у-у-у-ух-х-х-х-х-х-х-х-х!!!
Чак, оглянувшись назад и увидев, что все его друзья уже скрылись, сам бросился бежать что было сил, думая лишь о собственном спасении. Он помчался в заросли кукурузы. Не туда, где было светло и где этот проклятый недоумок мог его видеть, а в темные заросли, где можно будет спрятаться. Но, с другой стороны, этот ублюдок, поскольку огонь все еще полыхал на нем, мог увидеть его где угодно.
Так как же все-таки скрыться от этого выродка?
Чак, одержимый паническим страхом, спотыкаясь и чуть не падая на бегу, влетел в кукурузные заросли. Почему же этот деревенщина не подыхает от огня? Почему он не сгорит?
Бросаясь то в одну, то в другую сторону, Чак бежал зигзагами по кукурузному полю, а Джейсон шел строго по прямой, словно заранее зная, где пути убегающего и преследователя пересекутся в последней кровавой точке. Джейсон шел, оставляя позади огненный след.
Кукуруза после сухого жаркого лета вспыхивала как бумага, и огонь сразу же распространялся во все стороны.
Чак бежал.
Влево.
Нет, нет, сейчас вправо.