— Большое честное гёттингенское слово, — повторил за ним Карузо и поднял вверх лапу.
Я даже не стал их спрашивать, что это значит — «большое гёттингенское слово». Какой смысл? Они все равно не сдержат его. Даже если оно большое и даже если оно гёттингенское.
Лиза Потемпе пришла к нам на следующий день. Она принесла с собою две газетные статьи — одну длинную и одну короткую. С гордым видом она положила их на письменный стол.
— Интересно, — сказал мастер Джон, взяв первую газету в руки. — «Британский гость», — прочитал он заголовок. — Это я британский гость? — Лиза кивнула. — Очень интересно, — повторил он и углубился в чтение. — Слушай, а что это ты тут пишешь, — спросил он негодующим тоном, отрываясь от газеты, — «приятный британский акцент»? Я что, плохо говорю?
— Да нет, ты прекрасно говоришь, только некоторые звуки у тебя получаются очень забавно, всякие там «ц», «щ», «ш». Можешь повторить за мной три раза подряд без остановки — цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла? Только быстро.
— Запросто, — сказал мастер Джон. — Цапля чахала, чапля сахла… Тьфу ты. Нет, все сначала. Цапля чахла, сапля чохла…
— Ну, вот видишь, не получается. — Лиза весело рассмеялась. — Ладно, посмотри другую статью.
— «Скандал на телевидении», — прочитал мастер Джон. — Поздравляю, Лиза, — сказал он, дойдя до конца статьи.
«Примите и от меня сердечные поздравления, любезная Лиза!» — сказал я про себя и задумался. «Скандал на телевидении». А что, неплохое название для моего романа. Да, пожалуй, так и назову. Надо будет только приписать сцену, как моя летучая мышь по имени Франкенштейн попадает на передачу и… Ладно, это я потом придумаю, что там будет.
Теперь мне не хватало для полного счастья только Софи.
Мне что-то взгрустнулось, и само собою сложилось стихотворение.
Эту миниатюру я назвал «В минуту печали». Думаю, она тоже займет достойное место в сокровищнице хомячьей лирики. Только вот жаль, что Софи никогда не сможет прочитать этого шедевра!
И тут я услышал ее шаги! Ее и Грегора. Он тоже поднимался по лестнице.
Я бросился к письменному столу. Когда Софи приходит, я всегда ее встречаю здесь.
На сей раз первым вошел в кабинет Грегор. Посмотрел на меня и расплылся в улыбке.
Опять забыл! Моя лысина! Теперь и Грегор еще будет смеяться надо мной! Ну сколько можно?!
И тут вбежала Софи:
— Фредди!
Я встал на задние лапы и помахал ей. Интересно, как она отреагирует на мою лысину?
Софи подошла к столу:
— Вот, Фредди! Смотри, что я тебе принесла! — Она открыла пакетик и достала оттуда мое традиционное угощение. Потом внимательно посмотрела на меня. — Да, наверное, подойдет.
Я удивился. Что она имеет в виду?
— У меня еще для тебя кое-что есть, — сказала Софи и достала из сумочки свой подарок.
Маленький бумажный шлем.
Она сделала его из тончайшей мягкой тканной бумаги, и, когда она водрузила его мне на макушку, я даже не почувствовал его, такой он был легкий.
— Ну что? Годится, Фредди?
Я кивнул.
Потом мы все собрались в гостиной.
Мастер Джон сообщил нам, что собирается сменить замок на дверях и сделать специальный «кошачий лаз».
— Чтобы наш Уильям мог иногда выходить на прогулку, — объяснил он.
«Не трудно догадаться, куда он отправится гулять!» — подумал я.
— Да, Грегор, давно хотел тебя спросить, — сказал мастер Джон. — А что это за мелодия, которую ты тогда играл, когда мы выманивали доктора Дитриха? Какая-то очень знакомая музыка.
— Это из одного старого вестерна. Мелодия, которой мексиканцы нагоняли ужас на своих врагов из Техаса. Считалось, что услышавший эту мелодию проиграет сражение.
— Да, верно. Теперь вспомнил. А ты не мог нам ее как-нибудь сыграть еще раз?
— Запросто. Хоть сейчас. Труба у меня в машине.
Когда он начал играть, мне сделалось так худо, что я чуть не умер. Каждый звук напоминал мне о том страшном дне…
Я рассказал потом об этом мастеру Джону.
— Прости меня, дружок! — искренне извинился он. — Я не подумал. Извини, правда. Это было глупо с моей стороны.
Мне действительно было страшно вспоминать обо всем этом. Но еще страшнее было представить себе, что это воспоминание никогда не оставит меня. Что оно будет все время возвращаться. Что я буду лежать у себя в гнезде и говорить себе: «Забудь, забудь, забудь», а оно будет наваливаться на меня тяжелым камнем и давить, давить, давить…