Папик, отхлебывая неостывший чай, виновато признался, что в его конструкторском бюро грядет сокращение. И он — один из первых претендентов на вылет. Мама изменилась в лице, но ни слова не проронила. Мне показалось, что жизнь опять треснула. Но Витюшка неожиданно нас спас.
— Кстати, послезавтра я уезжаю, — невзначай как бы проронил он.
— Куда? — уже по-другому забеспокоилась мама.
— В Москву. Там работа наклевывается нормальная.
— И что же в твоем понимании нормальная работа? — занудно поинтересовался папа.
— Устроюсь, расскажу. За чай спасибо.
Он поставил в раковину чашку, прихватил со стола зефиринку и направился к выходу.
Через день Виктор уехал. А спустя месяц передал через друга нам подарки. Маме духи малюсенькие, но французские, папе какую-то громоздкую книгу, а мне — супер! — сотик!
Здорово, конечно. Но любая радость растворяется во времени. И то, что мы в большом доме остались с мамой и Фрэдиной втроем, все-таки угнетало.
Пустота давила. Однообразие затягивало. А когда пришло лето, и вовсе навалилось безделие. Я от скуки начала встречаться с Диманом. Так, для приличия. Чтобы, болтая с девчонками, быть в теме. А ночами вспоминала о Тоне. О ком в это время думали мама и Фрэд, не знаю. Но всхлипывали мы то синхронно, то поочередно. Ночами в доме расцветала тоска. Хорошо, что хоть в скаутский лагерь намечалась поездка.
Накануне мы с мамой сделали вылазку на рынок. Прикупили мне новый спортивный костюм, кроссовки. И по мелочам: фонарик, пленку для фотоаппарата, жратву на первый случай. С вечера я упаковала рюкзак и улеглась перед телеком. И спать хотелось, и не засыпалось. Я со страхом думала о том, как бы не сорваться в лагере, не нахамить по дури Аньке. Все-таки дружим с первого класса. И не виновата она, что Антоха начал бегать за ней. Я медитировала на всепрощение, а Фрэдина, свернувшийся калачиком у меня в ногах, таращил глаза то на меня, то на экран. Звук я отключила, чтобы не отвлекал, а на видеоряде особо не сосредотачивалась. Похоже, начала дремать. Но не успела совсем утонуть, как дикий собачий визг вернул меня в ночную реальность родной квартиры. Фрэд сорвался с места и метнулся в соседнюю комнату, продолжая истошно визжать. Мама, заработавшаяся за компьютером, испугалась всерьез.
— Тебе что-то страшное приснилось, малыш? — ласково спросила она, одной рукой поглаживая дрожащего Фрэдушку, а другой — придерживая на лету пойманный монитор. Пес, когда бежал, зацепил провода. И если бы не мамина сиюсекундная реакция, то прощай персональный.
— Мам, он не спал. Он смотрел телек, а там неожиданно вампир появился. Его-то он и испугался, — объяснила я. Мы все втроем, не сговариваясь, расхохотались. Мой удивительный пес в очередной раз обнаружил свою добродушную природу.
Провожая меня в лагерь, уже при входе в автобус, мама призналась, что собиралась в мое отсутствие отдать Фрэдушку в добрые руки. Но, познакомившись с его взаимоотношениями с вампирами, поняла, что для такой тонкой натуры не найдет достойных рук. И она начала осваивать второй этап собачьей дрессуры. Последовательно, изо дня в день посвящая псу два часа, чтобы только он развивался.
А лагерь был так себе. До последней ночи. Но десять дней моей жизни были спасены хитрючей игрой. И не я вовсе ее затеяла. Так сложилось. Каждый вечер на дискотеку мы ходили с Димкой. Я чувствовала себя с ним вполне, потому что Диман оказался очень спортивным и находчивым. В соревнованиях срывал первые призы. К нему даже многие девчонки начали клеиться. А веники полынные вместо цветов он дарил мне. Ну, нравится мне ее горечь. Диман коренастый и кареглазый. Он покуривает «Дукат», и его мохнатые ресницы прикольно опалены. Но он настоящий. Живой. Живой, но сдержанный. Анька мне не рассказывала, чтобы Тон ее баловал подобным образом. А баловал тогда Антоха себя и меня. Каждый вечер третий медленный танец был мой. Диман в это время развлекал Аньку анекдотами. А мы молча плыли. Почти как в том моем сне. Но что-то стояло между нами. Реальность, что ли, в которой все грубей и толще. Только в последний вечер, когда мы уже доплывали к своим берегам — к Димке и Аньке, Антон поцеловал меня в затылок и шепнул: «Сегодня я поделюсь с тобой чудом». Я ничегошеньки не поняла, потому что по правилам игры должна была уже лучезарно обнять приближающегося, тоскливо ожидающего меня с навязанной подружкой Димку. После дискотеки он проводил меня до палатки, чмокнул в щечку и пожелал хороших снов.
Я умылась, переоделась и нырнула в спальный мешок. Народ долго галдел, повизгивали училки, уталкивая деток спать. А над моим затылком назойливой мухой покачивалось в воздухе двуспальной палатки прозрачное слово «чудо». Соседкой по «номеру» конечно же была тараторка-Нюрка.