— Но ведь сердце-то подпрыгивает, что ты не говори, — заявил Джек. — Оно подпрыгнуло на сто футов над палубой. Ха-ха! Мне по силам такие штуки откалывать, ты дай только время. О! Ха-ха-ха! Тут уж тебе не отвертеться — ты даже не ожидал от меня такой выходки.
Когда на Джека нападал такой приступ веселья, овладевающий всем его немалых размеров телом, когда его славное румяное лицо озарялось улыбкой, а из прищуренных глаз потоком лучилась радость, противостоять его примеру не было никакой возможности. Стивен почувствовал, как уголки его губ против собственной воли растягиваются, диафрагма искривляется, и дыханье начинает вырываться из горла короткими резкими толчками.
— Я на самом деле очень благодарен тебе дружище, — промолвил Стивен, — за то, что ты затащил меня в это гордое и опасное великолепие, на эту квази-вершину, на апогей; ты воистину взбодрил мое сердце, как в прямом, так и переносном смысле; и я теперь намерен взбираться сюда ежедневно. Отныне я презираю крюйс-марс, бывший до сей поры моей ultima Thule. И даже отваживаюсь покушаться на этот пик, — он кивком указал на бом-брам-стеньгу. — То, что по силам обезьяне, и даже, осмелюсь сказать, толстому пост-капитану, по силам и мне.
Эти слова, а еще более решительный тон, которым они были сказаны, стерли улыбку с лица Джека.
— Каждому свое, — начал он наставительно. — Обезьяны и я рождены, чтобы…
Его прервал крик впередсмотрящего.
— Эй, на палубе! — вопил тот, в то же время глядя вверх, на капитана. — Парус!
— Где? — отозвался Обри.
— Два румба по левому борту, сэр.
— Мистер Пуллинс! Эй, мистер Пуллинс! Будьте любезны прислать мою подзорную трубу на фор-салинг.
Вскоре появился Кэллоу, проделавший без остановок путь от каюты до салинга, и белое пятнышко на юго-востоке стало более различимым: корабль, идет круто к ветру правым галсом, марсели и нижние паруса, если на вскидку. При подъеме на волну можно было различить смутные очертания его темного корпуса. Он был примерно в четырех лигах от них. В данный момент «Сюрприз» делал семь-восемь узлов при небольшом количестве парусов, и преимущество было на его стороне. Времени было достаточно.
Но на сердце Джека был выгравирован девиз: «Не теряй ни минуты!» Бросив на ходу: «Лезьте выше, мистер Кэллоу: следите не за целью, а за пространством позади нее. Доктор, пожалуйста, оставайтесь на месте», — он вызвал наверх старшину своего катера, а сам с отчаянной скоростью отправился вниз по снастям. Встретив по пути старшину, Джек проговорил: «Бонден, спусти доктора осторожно. Его надо одеть — вся амуниция на марсе», — и продолжил спуск на квартердек.
— Что там видно, капитан? — завопил Эткинс, подбегая к нему. — Это враги? Линуа?
— Мистер Пуллингс! Свистать всех наверх, паруса ставить. Грота-брамсель, лисели и бом-брамсель, и разверните фор-марса рей.
— Грота-брамсель, лисели и бом-брамсель, и развернуть фор-марса рей, сэр.
Раздался будоражащий душу свист боцманских дудок, корабль наполнился непривычным стуком каблуков воскресных башмаков. Джек услышал, как оборвалось нытье Экинса, когда на того рявкнул один из ютовых. В несколько секунд дикая орда разбилась на организованные группы внизу и вверху, каждая занимала место у отведенной ей снасти. Мертвую тишину нарушали только приказы: паруса были стремительно подняты, каждый наполнился ветром, сообщая кораблю дополнительную скорость. Поведение последнего изменилось: изменился его голос, изменился ритм качки, за кормой появился более заметный кильватерный след. Услышав последний крик: «Готово!», — Джек посмотрел на часы. Отлично: еще не «Лайвли», не минута сорок, но очень хорошо. Заметив на лице нового первого лейтенанта изумленное выражение, капитан улыбнулся про себя.
— Зюйд-вест-тень-зюйд, — скомандовал он рулевому. — Мистер Пуллингс, полагаю, вы можете отпустить подвахтенных.
Подвахтенные скрылись в кубрике, но только для того, чтобы скинуть свои парадные рубашки, расшитые лентами, белоснежные штаны и модные башмаки с мысиками. Через несколько минут все снова высыпали на палубу в повседневной одежде и столпились на форкастле, на носу и фор-марсе, неотрывно следя за горизонтом.
К этому времени Джек начал свою ритуальную прогулку от квартердека до гакаборта; при каждом развороте он бросал взгляд на паруса, потом на море, на далекую цель — ибо в хищных глазах фрегата чужой корабль был целью, хотя вовсе не пытался бежать — скорее наоборот, его курс скорее вел к «Сюрпризу», чем от него. В настоящий момент он белым пятном виднелся за лиселем левого борта, и грозил вот-вот спрятаться за ним. Теперь, когда дополнительная тяга целиком передалась на корпус фрегата, его стеньги перестали скрипеть от напряжения, а натяжение бакштагов немного ослабло, корабль помчался по воде. Он ничего не нес на бизани; на главной мачте стояли грот, марсель, брамсель с лиселями с обеих сторон и бом-брамсель; на фок-мачте собственно фок с распростертыми подобно крыльям лиселями, марселя не было — грот-марсель обезветрил бы его — марса-рей стоял на месте с распущенными лиселями. Фрегат бежал ровно, легко рассекая волны, ни намека на рысканье; курсы судов при такой скорости обещали пересечься в течение часа. Если что, Джек мог убавить парусов. А если цель отвернет и бросится в бегство, у него под рукой есть стаксели, да и по любому у них преимущество в ходе в два или три узла.