— Есть, сэр, — сказал Симмонс. В дверях он замер, но Джек уже погрузился в свои приготовления.
— Киллик, — воскликнул капитан, — мою шпагу еще не точили после вчерашнего. Отнеси ее к оружейнику, хочу, чтобы она была остра как бритва. И пусть глянет на пистолеты: кремни заменить. А, вот и Бонден. Помнишь Маон?
— Как свои пять пальцев, сэр.
— Отлично. Вечером мы идем туда на канонерке. Там в тюрьме находится доктор, его пытают. Видишь эту книгу? Здесь их сигналы: проверь сигнальные флаги и фонари на канонерке, чтобы все было в наличии. Если нет, возьми. Захвати деньги и теплую одежду: дело может кончиться Верденом.
— Есть, сэр. Прибыл мистер Симмонс, сэр.
Первый лейтенант доложил, что шлюпочная команда целиком вызвалась добровольцами; они освобождены от вахты.
— И еще, сэр, — добавил он, — офицеры и матросы на самом деле обидятся, если не смогут пойти — если вы не отберете никого из них. Очень прошу вас, сэр, не разочаровывать меня и всю кают-компанию.
— Понимаю, что вы имеете в виду, Симмонс — уважить их чувства — сам бы ощущал подобное на их месте. Но эта экспедиция, хм, весьма необычна. Мой приказ должен быть исполнен. Канонерка на месте?
— Подходит к траверзу, сэр.
— Пусть мистер Вест с помощниками проверит ее такелаж, пока я не поднялся на борт: у них полчаса. И снабдите шлюпочную команду шерстяными красными шапочками, на средиземноморский манер, — сказал Джек, глядя на часы.
— Слушаюсь, сэр, — ответил Симмонс формальным, сухим, обиженным голосом.
Через полчаса Джек — в поношенном мундире, гессенских башмаках, плаще и низкой шляпе с перьями — вышел на палубу. Бросив взгляд на небо, он произнес:
— Я вернусь на корабль только после Порт-Маона, мистер Симмонс. В восемь склянок пополудни отсылайте баркас. Всего доброго.
— Удачи, сэр.
Они пожали друг другу руки. Джек кивнул офицерам, поднеся пальцы к шляпе, и под свист дудок спустился вниз. Оказавшись на палубе канонерки, Джек принял руль и судно резво побежало по ветру, свежий бриз дул ему в скулу бакборта. На юге вырастали очертания острова, мимо проплывали мыс за мысом, и вот он вводит судно в долгую красивую излучину. Это была не одна из серийных тулонских канонерок, не одно из грузных испанских созданий, что выползали всякий раз в спокойную погоду из Алхесираса, и не один из способных действовать только в акватории порта плавучих станков для единственного тяжелого орудия (будь это так, Джек ни за что не довел бы ее сюда), но полупалубная барка-лонга с длинной аппарелью, позволяющей выкатывать пушку и устанавливать ее перед короткой, толстой, скошенной вперед мачтой — судно, прекрасно приспособленное для хождения по Средиземному морю, годное проникнуть в любой порт и улизнуть из него.
Но конфеткой его назвать тоже было трудно. По мере того, как он приводил канонерку все круче к ветру, румпель под рукой становился все тяжелее, чувствовался вес установленного на баке орудия. Но тем не менее она шла круто к ветру, очень круто, даже круче, чем в пять градусов, и держалась на курсе, не рыская и не уваливаясь, и храбро рассекала волны, поднимая за кормой шлейф брызг.
Вот такие вещи были по нем. Огромный латинский парус на искривленном рее был не так знаком, как прямые паруса или паруса куттера, но принцип был тот же, и он чувствовал себя как опытный наездник, севший на чистокровную лошадь из чужой конюшни. Джек опробовал канонерку на разных скоростях: незаметно, но настойчиво, твердо и решительно — описывая большие круги вокруг фрегата, пока солнце медленно клонилось к закату.
Подведя суденышко к подветренному борту «Лайвли», он запросил баркас и спустился вниз. Пока команда в красных шапочках грузилась на борт, он сидел в каюте бывшего капитана — низенькой треугольной каморки на юте, штудируя карты и сигнальную книгу. Не то, чтобы ему это требовалось: здешние воды были для него как дом родной, да и ряды флагов и огней накрепко запечатлелись в его памяти — просто любой контакт с кораблем означал для него в эту минуту растрату тех внутренних сил, которые понадобятся ему через несколько часов. Совсем скоро, если только падающий барометр и зловещий вид неба не предвещают настоящего шторма.
Бонден доложил, что все прибыли и готовы, и Обри поднялся на палубу. Теперь он был полностью сосредоточен: нетерпеливо тряхнул головой, услышав разрозненное «ура», переложил руль на правый борт и взял курс на дальний мыс на востоке. Джек заметил Киллика, проникшего сюда вопреки его приказу: тот был мрачен и держал корзину с едой и бутылками, — но не обратил на него внимания. Передав румпель квартирмейстеру и указав ему курс, он принялся расхаживать взад-вперед, следя за ветром и ходом канонерки, и примечая, как меняются очертания берега.