— Том, это Мясник Джеффри. Может, повернем?
— Тут сзади таких еще двое, жуткие громилы. Так что рот на замок, Эймос, не взбрыкивай. Помни, что лошади хозяйские, и будь повежливей.
Звонко застучали подковы, София прошептала:
— Стивен, не стреляйте.
Глядя через открытое окно, Стивен ответил:
— Дорогая, я и не собирался стрелять. Я хотел…
Но лошадь уже подошла к окну, ее дыхание устремилось внутрь, а огромная темная фигура склонилась с холки, застилая доступ лунному свету. Экипаж наполнился звуками самого вежливого в мире шепота:
— Прошу прощения, сэр, за то, что беспокою вас…
— Пощадите меня! — взвизгнул Стивен. — Заберите все… Возьмите эту юную леди! Но пощадите меня! Пощадите!
— Я знала, что это вы, Джек, — воскликнула София, всплеснув руками. — Знала с самого начала. О, как я рада видеть вас, мой милый!
— Даю вам полчаса, — сказал Стивен. — Ни минутой больше: эта молодая женщина должна оказаться дома в теплой кровати еще до того, как пропоют петухи.
Он пошел назад, к другому портшезу, где Киллик с упоением излагал Бондену подробности их бегства из Лондона: катафалком до Путни, мистер Пуллинс следом на траурных дрожках; «бездельники», кишащие по обеим сторонам дороги, почтительно снимают шляпы и кланяются.
— Ни за что не пропустил бы такого зрелища, ни за что, даже за боцманский патент!
Стивен походил взад-вперед, посидел в портшезе, походил взад-вперед, поболтал с Пуллингсом о его плавании в Индию, жадно впитывая рассказ о невероятной жаре на стоянке в Хугли, об иссушенных землях внутри материка, о незабываемом солнце, о тепле, которое льется даже с луны ночью.
— Если я вскоре не окажусь в теплом климате, — заявил Стивен, — можете меня похоронить и написать: «Здесь тот, кто умер от совершенного отчаяния».
Он нажал кнопку своего репетира, и среди завываний ветра послышались четыре мелодичных удара, потом еще три, обозначающие четверти часа. Из переднего портшеза не доносилось ни звука: но пока Мэтьюрин стоял, не зная, что предпринять, дверца открылась, Джек помог Софии выйти и крикнул:
— Бонден, возвращайтесь с мисс Уильямс на Парагон в другом экипаже. Догонишь нас на почтовом. Софи, дорогая, садитесь. Да хранит вас Бог!
— Да защитит и сохранит Бог вас, Джек. Заставьте Стивена завернуться в плащ. И помните: навсегда, — что бы они не говорили — навсегда, навсегда, навсегда.
Глава пятая
Солнце обрушивалось на Бомбей с высоты полудня, заставляя этот переполненный город смолкнуть, так что даже на далеких базарах можно было расслышать шум прибоя — пульсацию Индийского океана, окрашенного в темную охру, под небом слишком раскаленным, чтобы быть голубым. Это небо страстно ждало юго-западного муссона, и в этот самый момент далеко-далеко к западу, за Африкой, он, прорвав горизонт, метнул свой первый могучий дротик, встрепенув обвисшие брамсели и бом-брамсели «Сюрприза», заштилевшего на маслянистых волнах немного к северу от экватора и в градусах в тридцати к западу от Гринвича.
Столб света опустился на марсели, на нижние паруса, осветил палубу, и настал день. Внезапно весь восток превратился в день: солнце осветило небо до самого зенита, и в один миг ночь осталась за скулой правого борта, медленно уползая в сторону Америки. Марс, расположенный на ладонь выше горизонта на западе, внезапно исчез; весь небосвод вспыхнул, а темные воды моря вернулись к обычной дневной ярко-голубой синеве.
— Прощения просим, сэр, — воскликнул старшина полуютовых, склоняясь над доктором Мэтьюрином и стараясь докричаться до него сквозь покрывавший голову мешок. — С вашего позволения, пора.
— В чем дело? — откликнулся, наконец, Стивен, урча, как потревоженный зверь.
— Почти четыре склянки, сэр.
— Ну и что с того? Сегодня утро воскресенья, хвала Господу, а вы опять скоблить палубу?
Мешок, защищавший от света луны, мог заглушить слова, но не раздраженный тон человека, которого вырвали внезапно из состояния покоя и эротических грез. В междупалубном пространстве фрегата было душно: благодаря мистеру Стенхоупу и его свите фрегат был переполнен, и Стивен спал на палубе, рискуя попасть под ноги каждой вновь заступившей вахте.
— Тут же пятна смолы, — сказал старшина вкрадчивым, убедительным тоном. — На что будет похож квартердек с этими пятнами, когда мы начнем оснащать церковь? — Но заметив, что доктор, судя по всему, снова задремал, вернулся к первоначальному: — Прощения просим, сэр, ну пожалуйста.