Ну и Компания тоже постаралась: не то что на королевских верфях, где грошовой смолы не сыщешь. Корабль был отремонтирован по высшему разряду, и его новые паруса, медная обшивка, превосходные канаты из манильской пеньки вернули ему второе дыхание юности. С внутренними повреждениями конструкции — результатом времени и повреждений, полученных от «Маренго» — поделать ничего было нельзя, но на данный момент все было прекрасно, и фрегат летел на юг будто гнался за «золотым» галеоном.
Команда достигла наивысшей степени выучки: участие в бою имело большой сплачивающий эффект, но и задолго до этого матросы прошли отличную тренировку, и любой приказ выполнялся едва ли не быстрее, чем бывал отдан. Все время, пока они находились ниже тропика Козерога, дул попутный ветер, и день за днем фрегат отмерял по две сотни миль — шли быстро, выжимая из парусов все, что можно. Это был тот замечательный образчик морской жизни, который вспоминается отставными офицерами на половинном жалованье, сидящими в своих убогих имениях, как их некогда естественное существование.
На пути в Индию от Мыса до Лаккадивов им не встретилось ни единого судна, теперь же было замечено пять, из них с тремя перекинулись словом: с английским приватиром с оснасткой барка, «американцем», идущим в Китай, и транспортом, везущим припасы на Цейлон. Каждый сообщил им новости о «Лашингтоне», по данным с транспорта тот опережал фрегат немного более чем на семьсот миль.
Теплые воды сменились прохладными, почти холодными, среди ночных вахтенных замелькали жилеты, и не за горами был момент, когда на небе исчезнут северные созвездия. Вскоре, идя в тумане мимо Оттеровской мели на пятидесяти саженях глубины, они были напуганы криками пингвинов, а на следующий день вступили в зону устойчивых западных ветров и окончательной перемены климата.
По мере того как «Сюрприз» лавировал, переходя с галса на галс, поставляя ветру штормовые паруса, или уклонялся к югу в поисках благоприятного потока воздуха, или вгрызался в барьер из враждебных вихрей, миля за милей пробиваясь на запад, на палубе появились бушлаты и меховые шапки. Буревестники и альбатросы составляли кораблю компанию. Мичманский кубрик, за ним кают-компания, и следом сами капитанские апартаменты снова сели на солонину и корабельные сухари — нижняя палуба никогда с них не слезала, — но ветер так и дул с запада, неся с собой такую непогоду, что много дней подряд не удавалось совершить ни одного наблюдения.
Черепаха убралась с палубы в трюм, где проспала в теплом мешке все время, пока они огибали Мыс; ее хозяин был занят тем же самым, а также ел, набираясь сил, и сортировал свою богатейшую бомбейскую коллекцию и мелочевку — ах, эта проклятая спешка — собранную в иных землях. Заняться ему было особо нечем: с неизбежно присущими морякам болезнями, проявившимися по выходу из Калькутты, пока он еще не поправился, пришлось иметь дело Макалистеру; и с тех пор экипаж, вдоволь снабжаемый лимонным соком, хранил редкое здоровье. Надежды, рвение и радостное настроение возымели свой обычный эффект, и «Сюрприз» являлся не только счастливым, но и веселым кораблем. Прежде чем фрегат наконец обратил свой форштевень на север, доктор успел далеко продвинулся в изучении колеоптер и классификации растений семейства тайнобрачных.
Прошло пять дней, когда направление ветра менялось, воздух становился все теплее, а «Сюрприз» впервые за много недель поставил брам-стеньги, и наступила спокойная, лунная ночь. Стивен сидел у гакаборта и наблюдал, как мистер Уайт набрасывает беглый эскиз оснастки судна — темные тени на пустынной палубе, островки темноты. Ветер кренил фрегат, заставляя индийские чернила плескаться, а из-под левого борта вылетали фосфоресцирующие брызги. Крен увеличился, шепот пузырьков превратился в говор.
— Если это не благословенный пассат, — заявил Пуллингс, — то я голландец.
Голландцем он не был. Это и впрямь оказался настоящий юго-восточный пассат, спокойный, но устойчивый, ни на румб не отклоняющийся от своего направления. «Сюрприз» расправил все паруса и устремился к тропику; дни становились все теплее, матросы оправились от битвы у Мыса и теперь распевали и отплясывали хорнпайп на форкастле. Впрочем, желания поплавать на этот раз ни у кого не возникало, даже когда они оказались далеко за тропиком Козерога.
— Завтра мы увидим остров св. Елены, — сказал Джек.
— Будем заходить? — поинтересовался Стивен.
— О, нет.
— Даже ради дюжины бычков? Тебе разве не надоела солонина?
— Только не мне. И если ты думаешь, что нашел благовидный предлог, чтобы оказаться на берегу и заняться ловлей жуков, то тебе придется придумать что-нибудь получше.
И вот в сверкающем блеске зари на горизонте возникла черная точка — точка, с плывущими над ней облаками. Вот она стала расти, и Пуллингс указал им на главные достопримечательности острова: Холдфаст Том, Стоун-Топ, мыс Старого Жуана. Ему приходилось несколько раз бывать тут, и он горел желанием показать доктору птицу, обитающую на пике Дианы: нечто среднее между совой и попугаем, имеющее причудливый клюв.
Фрегат показал свой номер береговой сигнальной станции и запросил: «Есть ли приказы для «Сюрприза». Или почта?»
«Приказов для «Сюрприза» нет, — ответила станция, и замерла на четверть часа. — Почты нет, — сообщила она наконец. — Повторяем: нет приказов, нет писем для «Сюрприза».
— Пожалуйста, спроси, не проходил ли здесь «Лашингтон», — сказал Стивен.
«Лашингтон» заходил, отбыл на Мадейру седьмого, на борту все хорошо», — сообщила станция.
— К повороту, — распорядился Джек, фрегат наполнил паруса и стал набирать ход.
— Должно быть, Маффиту повезло у Мыса. Нам не догнать его до Лизарда, и на плавание у него уйдет меньше шести месяцев. А может он, поганец, рискнул пойти через Мозамбикский пролив?
Наступил новый рассвет, такой кристально ясный, что становилось страшно: неужели такая красота может померкнуть и истаять? На этот раз доклад впередсмотрящего о замеченном парусе поднял всю команду на палубу быстрее, чем это сделали бы боцманские дудки. Корабль шел на зюйд противоположным галсом: скорее всего военный. Через полчаса стало ясно, что это фрегат, и что он приближается. Команда расположилась по боевому расписанию, «Сюрприз» выбросил свой номер. Визави ответил, также показав свой номер: это была «Лахезис». Напряжение исчезло, сменившись радостным ожиданием.
— Наконец-то мы получим какие-нибудь новости, — проговорил Джек.
Но не успел он закончить фразу, как на фрегате подняли другой сигнал: «Имею срочные депеши», и легли по ветру. У них не было права ложиться в дрейф, даже окажись он адмиралом.
— Запросите, есть ли у них почта, — распорядился Джек. Не отрывая глаза от окуляра, он прочел ответ раньше, чем сигнальный мичман: «Нет почты для «Сюрприза».
— Вот-вот, это все проклятый чернокафтанник, — буркнул Джек, провожая глазами «Лахезис», и за обедом сказал:
— Знаешь, Стивен, я был бы рад, если ну нас на борту не было священника. Уайт отличный парень, лично против него я ничего не имею. Он мне нравится, я был бы счастлив служить с ним вместе где-нибудь на берегу. Но на море священник всегда приносит несчастье. Я-то, как тебе известно, совсем не суеверен, но матросы ропщут. Будь моя воля, я ни за что не хотел бы иметь на своем корабле капеллана. Да им и не место на военном судне: их долг учить, что надо подставлять другую щеку, а в бою это не совсем правильно. Я уже не говорю про ту зловещего вида птицу, которая подрезала нам нос.
— Но это была обычная олуша — явно прилетела с острова Вознесения. Что за дрянь этот грог, даже с добавлением кошенили и имбиря… Сколько еще терпеть без вина… Доброго, настоящего вина… Можно я тебе скажу одну вещь? Чем больше я узнаю о флоте, тем больше и больше удивляюсь: как люди с прекрасным светским образованием могут быть так подвержены всяким суевериям? Как бы не спешил ты домой, ты все же отказался отплыть в пятницу, приведя нелепое оправдание насчет шпиля. И сейчас ты пытаешься укрыться за мнением матросов. Ха-ха-ха — вот что я скажу тебе в ответ.