И для Марлинского море было такой же поэтической страной, не только живописным фоном для персонажей его произведений, но и действующим лицом его «морских» романтических повестей «Лейтенант Белозор» (1830), «Фрегат «Надежда» (1832), «Мореход Никитин» (1834).
Произведения эти составляют важную часть богатейшего творческого наследия писателя-декабриста. К ним вел Александра Бестужева долгий и трудный жизненный и литературный путь — от юношеской влюбленности в корабль и море через декабрьское восстание, его разгром, сибирскую ссылку, тягостную и унизительную кавказскую солдатчину, приключения, кровь и смерть к всероссийской славе и званию знаменитого отечественного литератора. Эти повести знала вся читающая Россия пушкинской поры.
Путь в литературу начался для Александра Бестужева в самом начале 1820-х годов. Он был тогда почитателем и последователем известного писателя и историка Н. М. Карамзина. Бестужевский очерк «Поездка в Ревель» (1821), его первое «морское» произведение, следует за «Письмами русского путешественника» Карамзина. Но следует обратить внимание на особенность этого влияния: ранние прозаические опыты писателя несут на себе явственные следы воздействия «Истории государства Российского» Карамзина, а не его исторических повестей.
Бестужевские повести из древнерусского и средневекового рыцарского быта полны ссылками на «Историю» Карамзина и старинные летописи и хроники. Интерес молодого писателя к прошлому России породил и его интерес к стилю историка. Художественная проза тогда рождалась из исторического повествования, и это видно в ранних повестях писателя. Конечно, фигурный, неровный слог прозы романтика А. Бестужева мало похож на гладкие, велеречивые фразы историографа Карамзина, но стиль этот возникает в бестужевской прозе как следствие творческой полемики с карамзинским повествованием. Критика тогда верно замечала о стиле прозы молодого автора: «Он начал завивать и кудрявить простую, гладкую речь карамзинскую».
Сложность осваиваемого исторического материала, неразработанность языка и художественных средств русской прозы мешали проявиться живому, быстрому перу Александра Бестужева. Не способствовали этому и обязанности гвардейского штаб-офицера и адъютанта герцога Вюртембергского и светская роль известного танцора и остроумца. Однако изобретательный автор всегда находил выход, умел писать в самых трудных и неожиданных положениях, при любом шуме и стечении народа и, случалось, средь шумного бала выбегал из зала в соседний кабинет и там стремительно набрасывал несколько страниц очередной повести или статьи.
Бестужев жил тогда под Петербургом, лейб-гвардии драгунский полк, в котором он служил, квартировал в той части Петергофа, где находились дворцовые постройки «Марли», отсюда псевдоним Марлинский. Его уже знали и ценили как прозаика и критика, в декабристских кругах любили за открытый смелый нрав, благородство, готовность к самопожертвованию и подвигу, вольнолюбие. Всем показался интересен блестящий и остроумный слог литератора.
Первые черты «марлинизма», первые «бестужевские капли» выявились не в исторических повестях, а там, где писатель чувствовал себя свободнее, — в его знаменитых годовых обозрениях российской словесности, помещаемых в альманахе «Полярная звезда» (1823, 1824, 1825), издававшемся самим Бестужевым и К. Ф. Рылеевым.
Этот новый стиль был сразу же замечен. На него с некоторым недоумением указал Вяземский, восхищавшийся историческими повестями Бестужева. «В вашей литературной статье много хорошего, но опять та же выисканность и какая-то аффектация в выражениях»,— писал он автору. Рядовые читатели были того же мнения. М. Муханова в письме к небезызвестному писателю Михаилу Лобанову заметила по поводу критических статей в «Полярной звезде»: «Бестужев слишком много сочиняет слов».
К 1825 году Бестужев нашел свой жанр — повесть, обрел свой особый стиль повествования, но они были пока разъединены. Соединить их могло одно — современная тема. Писатель к этому соединению стиля, жанра и темы шел («армейские» повести «Вечер на бивуаке» и «Второй вечер на бивуаке» (1823)), но 14 декабря 1825 года резко прервало это движение. Александр Бестужев вывел на Сенатскую площадь восставших солдат Московского полка и поплатился за это жестоко — сибирской ссылкой, солдатской, полной опасности жизнью и ранней гибелью.
Сосланный в далекий Якутск, тогда городок маленький, чуждый цивилизации и знаменитый лишь взаимными доносами чиновников, Бестужев тяжело переживал декабрьскую катастрофу, казнь своего друга Рылеева и других декабристов, несчастья своих братьев и друзей, собственное одиночество. Однако веселый и общительный характер и страсть к литературе вскоре взяли свое: он стал много читать, восстанавливать старые литературные связи и знакомства.