В поисках достойного фона для изображения бушующих страстей и увлекательных приключений Марлинский в своих повестях непрерывно менял эпохи, костюмы и место действия, стремительно перемещался из петербургских аристократических особняков на экзотический Восток, из кукольной придуманной Голландии на суровые просторы Белого моря, умело использовал воспоминания, письма, журнальные и газетные статьи. Этот калейдоскоп красок, событий, лиц и эпох показывает, что писатель владел тайной занимательности, увлекательного повествования об интересных людях и их приключениях.
Недаром Марлинский начинал как почитатель и подражатель Карамзина и Вальтера Скотта, как автор исторических повестей, где свойственное раннему романтизму любование экзотикой истории, рыцарского и древнерусского быта соединилось с попытками мыслить в художественной прозе исторически, с интересом к другим национальным культурам и их развитию во времени. Однако писатель на этом не остановился, многому научился у Гюго, Бальзака и Вашингтона Ирвинга и принялся разрабатывать отдельные разновидности романтической повести — «восточную», «светскую», «армейскую». В прозе Марлинского жанр этот получил всестороннее развитие.
«Жизнь сердца» рассказана в его повестях языком фигурным и усложненным, полным затейливых острот, пестрых словесных украшений, витиеватых переходов.
Пушкин, точно назвавший повести Бестужева «быстрыми», определил основную особенность этого романтического стиля — стремительное, легкое повествование, занимательность, «быстрый» диалог — словесный поединок.
Именно диалогу Бестужев уделял особое внимание, достигая здесь удивительной легкости и гибкости разговорного языка. Одному начинающему писателю он советовал учиться писать в гостиной: «Простая общая беседа, обыкновенный разговор... вот школа, где можно научиться выражать свои мысли и чувства». И если многим читателям и критикам стиль романтических повестей Марлинского казался излишне кудрявым и витиеватым, то сам автор считал его естественным: «Я не притворяюсь, не ищу острот — это живой я».
Главной своей заслугой писатель справедливо считал именно реформу языка русской художественной прозы: «Да, я хочу обновить, разнообразить русский язык и для того беру мое золото обеими руками из горы и из грязи, отовсюду, где встречу, где поймаю его... Я с умыслом, а не по ошибке гну язык на разные лады... Я убежден, что никто до меня не давал столько многоличности русским фразам,— и лучшее доказательство, что они усваиваются, есть их употребление даже в разговоре».
В романтической поэтике Марлинского проблеме повествовательного стиля, выработке художественного языка прозы подчинено все, в том числе и жанр. Сама классификация прозаических жанров производится им на основе разграничения стилей повествования. Стиль романтической повести, по мнению Марлинского, должен соответствовать законам малой прозаической формы, привлекая внимание читателей именно затейливым, неровным слогом, метафоричностью. В романе же повествование должно быть спокойным, разветвленным: «Иное дело повесть, иное роман. Мне кажется, краткость первой, не давая места развернуться описаниям, завязке и страстям, должна вцепляться в память остротами. Если вы улыбаетесь, читая ее, я доволен, если смеетесь — вдвое. В романе можно быть без курбетов и прыжков: в нем занимательность последовательная из характеров, из положений».
Автор этого фигурного стиля прозы, так и названного «марлинизмом», иногда впадал в манерность, неэкономные преувеличения и чрезмерную пестроту и странность выражения, против чего энергично выступали А. С. Пушкин, В. Г. Белинский и многие русские писатели-романтики, в частности В. И. Даль, писавший в 1837 году о Марлинском: «Дар его был силен, но он попал не на ту тропу: проза его так вычурна, изыскана и кудревата, что природа остается у него в одном только этом слове, которое он часто повторяет». В этой критике, как и в последующих статьях Белинского, много справедливого, однако следует помнить и о бесспорных достижениях Марлинского в деле развития русского литературного языка. А его «быстрые» фигурные фразы и сравнения перешли тогда в разговоры, в живую устную речь. «Его сравнения заучались, ему подражали»,— свидетельствуют современники.