А. Бестужев ввел этого рядового участника великих событий в литературу, привлек внимание читающей публики к скромному, героическому русскому моряку, который не только умел выполнять свой воинский долг, но и смог подняться, подобно Николаю Бестужеву, капитан-лейтенанту К. П. Торсону и другим морякам-декабристам, до революционной борьбы за свободу. И это было особенно важно в то трудное время николаевской реакции, которое так охарактеризовано в повести Бестужева «Фрегат «Надежда»: «Мы достигли до точки замерзания в нравственности: не верим ни одной доблести, не дивимся никакому пороку». Моряки из повестей Марлинского напомнили читателям о доблести и славе, о подвиге самопожертвования.
«Фрегат «Надежда» — это морская трагедия, показавшая вечное борение чувства и долга в душе моряка. Здесь сила страстей, бушующих в сердце капитана «Надежды» Ильи Правина, равна силе урагана, обрушившегося на его любимый корабль.
Правин — «суровый славянин», человек незаурядный, боевой офицер, умен, образован, с юных лет в море, показал себя храбрецом при Наварине, жаждет раздолья и морской битвы. Вначале он живет одним только морем и даже о своей любви к княгине Вере говорит морскими терминами, ибо нет еще у него слов для нежной страсти, для женщины. Опытный моряк, Правин был новичком в науке любви. Пробуждение чувства открыло ему неведомый дотоле мир душевных страданий, надежд и разочарований. И в этом мире капитан забыл свой фрегат, матросов и службу, несмотря на укоры помощника, строгого и прямого Нила Какорина.
Буря страстей постепенно переходит в жесточайший шторм. Терпит бедствие фрегат «Надежда», гибнут матросы, умирают капитан Правин и его возлюбленная. Преступная страсть и забвение долга наказаны. И все же в этой повести, несмотря на печальный ее финал и дидактику, много занимательности, света, простых и сильных чувств, примечательных черт времени. Здесь же высказано и авторское слово любви к морю, элегическое воспоминание о днях юности, когда молодой Александр Бестужев стоял у штурвала фрегата и заставлял могучий корабль подчиняться своей воле. Эти лирические страницы дополняют романтическую историю любви и гибели капитана «Надежды».
Бестужевская повесть-быль о мореходе Савелии Никитине гораздо более весела и прозаична. И не в том даже дело, что сюжет автор взял из газеты, описал реальный факт — пленение русским купцом-мореходом Матвеем Герасимовым английского военного корабля в 1810 году, когда англичане блокировали все порты и морские пути снабжения России. Повесть Бестужева гораздо ближе к тогдашней обыденной действительности. В его произведении нет возвышенных романтических героев, страстных речей, невероятных приключений.
Персонажи «Морехода Никитина» — простые люди, архангельские поморы, прирожденные моряки, они говорят без словесных завитушек и громких фраз, храбры без фанфаронства и позерства, любят без бури страстей, верно и крепко.
В этой бестужевской повести есть добрый юмор, комизм, характерные и для описания весьма серьезных ситуаций. Добродушен даже враг — капитан английского судна Турнип, любитель славно поесть, выпить и поспать на мягкой койке.
В «Мореходе Никитине» показан русский матрос, его смекалка, веселый, открытый нрав, чуждая хвастливости храбрость, подлинная любовь к свободе, священная преданность родине, звучит живая народная речь с ее затейливыми словами и поговорками. Здесь человек из народа оказался способен повторить подвиг легендарного князя Долгорукого, сподвижника Петра Первого, — победил врага военной хитростью и бесстрашием и отнесся к побежденному без злобы и жестокости, с чисто русским добродушием и юмором посмеявшись над хвастливым англичанином. Очевидно, что произведение это написано Александром Бестужевым в добрую минуту его трагической и многотрудной жизни.
Таких минут в жизни Марлинского было немного. Гонения и унижения, которым постоянно подвергался разжалованный в рядовые солдаты писатель-декабрист, тяготы и опасности жесточайшей кавказской войны, убийственный климат болот и беспощадная жара, ощущение безысходности — все это порой подвергало его в отчаяние. Бестужев-Марлинский сетовал тогда на свою судьбу: «Даже в самой словесности она нередко делает меня работником, когда бы я мог быть художником».
И все же занятия литературой возвращали ему желанное спокойствие и надежду: «Конечно, для нашего брата очень невыгодно, что судьба мнет нас, будто волынку, для извлечения звуков; но помиримся с ней за доброе намерение и примем в уплату убеждение совести, что наши страдания полезны человечеству, и то, что вам кажется писанным от боли, для забытья, становится наслаждением для других, лекарством душевным для многих».