***
Услышав бодрящий рок-шум, Павел поспешил в актовый зал. Чтобы не заходить со стороны сцены и не мешать скрипом и хлопаньем двери, он предпринял хитрый манёвр: спустился на третий этаж и поднялся к актовому залу с другой стороны, где был ещё один вход. Народу на концерт собралось много. Павел проталкивался вперёд, невоспитанно сдвигая ритмично дёргающиеся спины в разноцветных футболках с надписью «Школа Константинова». Несмотря на случающиеся иногда казусы со звуком — школьный микшерный пульт всё чаще давал сбои — рок-группу принимали очень тепло, а когда пошло гитарное соло, школьники, как полагается, пришли в экстаз, выражавшийся криками и всплесками рук. Павел уже добрался до центрального прохода, где встретил учителя программирования Ваню Масленникова, который и сам любил отчаянные песни под гитару. «Давай, Паш, зажжём, поддержим наших!» — крикнул Ваня, озорно сверкая глазами и двигая в такт своими длинными худыми руками и ногами. Они побежали вперёд, к сцене, и принялись танцевать в партере. Зал взорвался одобрительными воплями, из первых рядов выскочил и присоединился к ним молодой бородатый историк Михаил Муляевич, и они втроём кружили в неистовом рок-н-ролле. Школьники в зале — те, что могли найти подходящее место, не заставленное стульями, — тоже танцевали. В какой-то момент Павел отметил среди зрителей улыбающееся лицо директора Павла Алексеевича, своего тёзки, а рядом с ним — ясные голубые глаза Константинова. Николай Николаевич слегка покачивался в ритме музыки и одобрительно кивал головой. Гитарное соло кончилось, пошёл медляк, и как раз вовремя: Павел уже готов был рухнуть в изнеможении на покрытый царапинами и чернильными пятнами паркет — давно не случалось ему так отжигать, спасибо Ване и Михаилу Муляевичу. Все трое обменялись дружеским хлопком ладонями и под восхищённый свист из зала покинули партер, пытаясь отлепить от тела взмокшие школьные футболки.
***
Приятное потрясение, как физическое, так и духовное, вызванное танцем в партере, не стало для учителя Павла единственным за этот концерт. Он ещё приходил в себя, полулёжа на пахнущем жевательной резинкой засаленном стуле, оттягивая на животе влажную футболку, чтобы слегка охладиться, когда объявили номер Александровых. Название песни он прослушал, но, когда зазвучали первые аккорды, не было никаких сомнений.
Размышления о том, как это вообще можно сыграть на укулеле, пришли позже. В первую очередь Павла потрясло, как Вера пела. Он даже выпрямился на стуле и вытянул шею. Зал слушал, затаив дыхание. Константинов улыбался, помахивая в такт рукой. Голос Веры звучал удивительно чисто, на высоких нотах добавлялась подкупающая хрипотца, временами она как бы задыхалась от переполнявших её чувств, пропуская через себя, через своё сердце чужой текст.
Это время выбора пути.
Пора подняться и идти.
Смешаться легко с толпой.
Но трудно — так трудно —
В ней быть самим собой.
Маленький Вер, как тень, как эхо, следовал за сестрой, перебирая клавиши своими тонкими пальцами и покачиваясь в такт. Он будто плыл, растворяясь в музыке и словах, постигая их смысл на том уровне, где и слов-то уже нет.
Песня кончилась, как долгий выдох, зал взорвался аплодисментами, Вера и Лёша, улыбаясь, прошли мимо потрясённого учителя Павла. Вера кивнула ему, не заметив, что он пытался что-то сказать, что-то банальное, но лишь разевал рот, словно бьющаяся на песке рыба. Ранди объявила следующий номер, и на сцену поднялись Настя и Варя из седьмого класса. Они исполнили под гитарный дуэт песню «Я ешка». Потом Варя играла на саксофоне, а Ваня Масленников — на гитаре.
Павел, всё ещё потрясённый, побрёл в конец зала, протиснулся сквозь толпу и вышел, осторожно придерживая дверь, чтобы не разрушить магию плывущей от сцены саксофонной мелодии. Тут же какой-то старшеклассник из математиков ворвался в актовый зал, тяжёлая дверь с металлическим стоном закрылась, несколько раз громко хлопнув, обрывок саксофонной рулады скользнул в холл четвёртого этажа, и Павла накрыла тишина.
Он вышел со стороны кабинетов биологов и, чтобы вернуться к ешкам, спустился на третий этаж, а затем рывками взбежал по другой лестнице туда, где за круглыми столами теснились шестиклассники со своими отработками, в мучительской в самом разгаре было чаепитие с выпускниками прошлых лет, которые так и не дошли до концерта в актовом зале, в 416-м кабинете спецматовцы корпели над очередной заковыристой задачкой, а у окна стояла Вера — розовые рукава-фонарики, щёки зарделись, под мышкой — укулеле, пальцы перебирают распечатку нот.
— Вера, это было… Потрясно. Вот прямо душу вынула.
— Зыко? — спросила Вера.
Ещё одно общее слово. Негласный тезаурус. Откуда она могла знать его, давно забытое, вытесненное американизмами? С пакетной пары по сленгу? От Сони, любительницы экзотики?
— Зыко, — подтвердил Павел, смеясь.
— Я еду в «Кавардак», — сказала Вера. — Это такой творческий лагерь.
— Я знаю, — улыбнулся Павел.
На миг наступила тишина, про которую говорят «тихий ангел пролетел».
========== Глава VIII Хорёк ==========
На миг наступила тишина, про которую говорят «тихий ангел пролетел». В это мгновение сознание Фрегата-Падальщика как бы раздвоилось. Одна половинка говорила: всё, тебе кранты, заметили, надо вскочить, толкнуть Поедателя Гороха в грудь и рвать отсюда когти. Другая половинка, не произнеся ни слова даже в мыслях, хладнокровно заставила тело втянуть обратно ногу в кеде, встряхнуться, подобраться и замереть.
— Я-я н-н-ничего, — послышался вдруг дрожащий тонкий голосок.
После напряжённой паузы он добавил:
— Товарищи.
На тусклый свет изрядно оплывшей свечи о трёх фитилях явился тщедушный первокурсник с измождённым лицом, длинным острым носом и растрёпанной, давно не стриженной рыжей шевелюрой. Это был Хорёк, в последнее время воспылавший особым благоговением по отношению к Фрегату. Хорёк всюду таскался за ним по пятам, и только внезапная болезнь Сыра предотвратила его поход в Пустошь.
Хорёк компактно уместился в узком футляре непонятного назначения, но его подвели прогнившие петли, которые внезапно оборвались, увлекая за собой источенную жучком дверцу с мутным стёклышком, которое разбилось, добавляя шума и слегка изрезав ноги Хорька, торчащие из коротких китайских штанов.
— Гусь свинье не товарищ, — с возмущением в голосе сказал товарищ Яра.
Суровые лица старшеклассников с прилипшими к уголкам губ остатками самокруток придвинулись к пытающемуся отступить и прикрыться тощими пальцами Хорьку, и тут внезапно Поедатель Гороха принялся громко хохотать. Он даже повалился на пол, подняв облачко пыли и заставив несколько крыс прыснуть по углам, и вдобавок стал судорожно дрыгать ногами.
Смех, тем более такой, заразителен, и вот уже все хохочут или хотя бы улыбаются, сами не зная чему. Расслабленно откидывают плечи и голову назад, затягиваются остатками самосада, кивают друг другу и похлопывают по спине. Даже Хорёк робко улыбается краешком рта. И только Марк Аврелий Фрегат Мельчор по прозвищу Падальщик мрачно кривится в своём убежище, про себя поминая всех деградирующими идиотами, погаными могами из поганой шкелы.