Пить хотелось, но воды они с собой не взяли. Фрегат ухватился за толстый стебель травы, осторожно потянул, и зелёное колено с лёгким скрипом вышло из своего гнезда. Фрегат принялся грызть нежную травяную мякоть, Хорёк сделал то же самое.
— Зачем лопата? — спросил через какое-то время Хорёк.
Фрегат сел. Солнце било ему в лицо, расцвечивая золотом огромное родимое пятно, и в этом странном, не вечернем и не дневном, свете он казался благородным и красивым, помеченным особым знаком судьбы.
— Я хочу, чтобы ты меня похоронил, Серафин. Прямо здесь, на этом зелёном холме. Хочу лежать здесь и смотреть в небо.
— Ты что? Зачем?
Хорёк тоже сел и с удивлением заглядывал в лицо Фрегата.
— Тут такой покой. Нет всех этих тупиц из шкелымогов. Чуешь, как тут?
— Да, — ответил Хорёк. — Но зачем хоронить?
— Такое испытание. Пришёл час. Я больше не могу быть один. Вот зачем мне нужен помощник. Тот, кто закопает, а потом откопает.
— Тогда я первый, — решительно заявил Хорёк. — Сначала ты меня закопаешь. Я тоже хочу здесь полежать.
— Ты не сможешь, — покачал головой Фрегат. — Забоишься. Лежать одному надо. Слушай, ты дорогу запомнил?
— Ты стрелки не переводи, — настаивал Хорёк, вдруг обрётший своё мнение и упорство отстаивать его. — Меня первого хоронить будешь. Давай!
— Ладно, — сдался Фрегат, взял лопату и принялся рыть могилу.
***
Земля на холме была мягкой, рассыпчатой и тёплой. Могила походила на уютную колыбель в окружении трав. Фрегат даже позавидовал Хорьку, живо забравшемуся в эту уютную постельку. Он забросал землёй тощее тело товарища, оставив только лицо — глаза смотрят в бездонное синее небо, впалые щёки гладит ласковый ветерок июня.
— Смотри же, вернись за мной, — сказал Хорёк и закрыл глаза.
— Я приду за тобой, Серафин, — пообещал Фрегат, сбежал с холма и медленно побрёл по тропе.
***
Марк Аврелий Фрегат Мельчор по прозвищу Падальщик направился к ещё одному убежищу, почти не затронутому синей хворью. Это был небольшой скальный выход на поверхность земли с чистой сухой пещеркой, в которой можно было лишь сидеть, поджав ноги. Снаружи камень покрывал лёгкий синий налёт, искрившийся под солнцем, будто пронизанный льдинками. Но внутри всё было чисто, пахло нагретым камнем и песком и немножко — серой.
Фрегат забрался в пещерку и стал размышлять о том, что он увидит, когда придёт за Хорьком спустя несколько дней. Он хорошо помнил, что случилось с кроликом, как он словно растворялся в земле, становясь её частью. Фрегат представил, как Серафин лежит в земляной колыбели на холме. Острые черты его лица разглаживаются, каждая косточка и жила в теле расслабляется. Больше не ноет зад, который пинали верзилы-одноклассники, не болит разодранная коленка и растрескавшийся уголок губ, цыпки диатеза на руках и шишка, набитая на физре после неудачного броска учебной гранаты, которая полетела не вперёд, а вверх, а потом в голову. В этом видении Серафин определённо улыбался — безмятежной улыбкой.
Но была и другая возможность. Искажённое мукой, перекошенное от ужаса лицо, неправильный, кривой овал рта, тело, судорожно изогнувшееся в попытке вырваться из могилы, ногти, скребущие землю.
Фрегат знал, что сейчас он имеет власть выбирать. И он выбрал первое.
***
Когда через два дня Фрегат пришёл на зелёный холм и раздвинул склонённыек могиле травы, он увидел смягчившееся лицо Хорька-Серафина со покойной улыбкой. Ворон Андрус, извечный сборщик дани, выклевал глаза, но это не обезобразило лежащего в земляной колыбели мальчика. То ли роса стекла с густой травы, то ли дождь пролился над Пустошью — в глазницах Серафина стояла вода, а вней отражалось синева неба с проплывающими в недостижимой выси ослепительно-белыми облаками.
***
— Слабак! — брызжа слюной заходился от гнева Райхгольд. — Когда ты усвоишь: есть только две стороны — охотники и жертвы. Если ты возомнил себя охотником, не надо жалеть дичь. Иначе вместо жирного оленя получишь пшик, как сейчас. Ты не понимаешь, что ты не в погремушки играешь, а странами?
— Понимаю, учитель, — впервые Фрегат стоял перед старым магом распрямившись, не прикладывая усилий, чтобы колени не дрожали.
— Так получи, что заработал, — Райхгольдв сердцах наступил на хвост молодой крысе и, не давая ей сбежать, направил на испускавшую непереносимую вонь тварь свой посох. Отчаянный визг, вспышка, треск, сменившийся странным звуком. Металл звенел о металл, что-то возмущённо кричали женщины — противными голосами, переходящими в визг и завывания.
— Что это, учитель?
— Сковородочный бунт. Твой ход в игре странами. Домохозяйки из приличных семейств вышли на улицы — стучат своими пустыми кастрюлями и сковородками. Требуют у Альенде еды и денег. Если бы ты заплатил жёстко, и ход был бы другим. Охотник обязан быть безжалостным.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — топая ногами, Фрегат прислонился к стене, затем съехал по ней вниз.
Надо было выбрать второе. Какая разница? Пара дней — и всё уже кончено. Ты приходишь — и готово. Улыбка или искривлённый рот — для тебя это только пара дней. Пара кроликов. Пара людей. А теперь — получай вот этих тупых бабищ со сковородками!
— Тупые бабищи! — вслух выкрикнул Фрегат.
Райхгольд неожиданно спокойно произнёс:
— Ты не прав, мальчик. Хороший игрок не пренебрегает никакой возможностью. Женщины со сковородками тоже пригодятся. Как ни странно, они тебе на руку. За ними пойдёт волна. Игра пока играет за тебя.
Маг приблизился к Фрегату и резким движением посоха побудил его встать. Райхгольд внимательно всматривался в лицо ученика, как будто читая запутанный манускрипт. Его густые седые брови и искривлённые губы с опущенными вниз уголками шевелились. Фрегат заметил, как при каждом выдохе и вдохе вздымаются и опадают волосы, густо торчащие из скрюченного, покрытого прожилками и увенчанного бородавкой носа.
— Знаешь, что отличает тебя, коли ты истинный охотник? Ты видишь цель, знаешь свои возможности, ценишь время и идёшь вперёд.
Педсовет и «Караван»
— Ты видишь цель, знаешь свои возможности, ценишь время и идёшь вперёд.
— Та-а-ак, — Азамат довольно кивнул. — Звучит вполне осознанно. Давай всё распишем и проверим, так ли это на самом деле.
— Ну хорошо, сейчас, — произнесла Вера, покачиваясь и сжимая пальцы рук.
Тонкие пальцы хрустнули, Азамат поморщился и сказал:
— Давай только без этого, Вера. Сидим и спокойненько всё обсуждаем. Никуда не торопясь.
Дверь кабинета биологии, в котором они расположились, с грохотом распахнулась и внутрь неуклюже ввалился Ваня Генералов — толстый шестиклассник в профессорских очках с насупленными бровями и сосредоточенным выражением лица. Пыхтя и шаркая ногами, он принялся обходить парту за партой, внимательно осматривая их сверху донизу.
— Молодой человек! — вмешался Азамат. — Ничего, что мы тут сидим, беседуем на важные темы, дверь специально закрыли. Мы Вам не мешаем?