Нетрудно было догадаться, в чем заключалась хитрость бея. Для того чтобы стрелять из пушек, «Мерсвину» пришлось бы высвободиться из «объятий» голландских кораблей, а до алжирской галеры, что маячила невдалеке, было рукой подать. На ней, правда, имелось всего шесть пушек: четыре на баке и две на корме; по части артиллерии «Мерсвин» намного превосходил ее. Но на галере находилось не менее сотни вооруженных до зубов алжирцев, знавших толк в абордажном бою. Кроме того, гребная галера, в отличие от «Мерсвина», не зависела от капризов ветра. Более быстрая, верткая, она в любой момент могла пронзить борт гамбургского корабля своим острым тараном, торчавшим, словно рог.
Все это де Рюйтер успел обдумать мгновенно, и в голове его созрел план ответного маневра.
— Капитан Карфангер безусловно исполнит желание бея и прикажет салютовать в его честь залпами бортовых орудий. Я же, как адмирал этой эскадры, хотел бы лишь поставить бея в известность насчет того, что корабль капитана Карфангера с сегодняшнего полудня принят в ее состав и, таким образом, обязан подчиняться моим приказаниям.
Посланник низко склонился, прижимая руки к груди, затем, медленно распрямляясь, отвечал:
— Повелитель Алжира милостиво примет воздаваемые ему почести, однако он ожидает их не от одного из кораблей вашей эскадры, а от гамбуржца.
И посланник выразительно поднял глаза на алый флаг с белой башней, попрежнему развевавшийся на кормовом флагштоке «Мерсвина».
— Гамбургский флаг останется на своем месте до тех пор, пока не будет подписан договор о найме судна, в настоящий момент мой писарь как раз готовит беловой экземпляр.
Не успел он проговорить последние слова, как на палубе появился запыхавшийся писарь с поддельным договором в руках и принялся извиняться за задержку. На самом же деле адмирал всего несколько минут назад незаметно для всех успел дать ему соответствующее поручение.
Де Рюйтер взял у него из рук гусиное перо и протянул его Карфангеру.
Тот собрался уже было поставить свою подпись под договором, но тут вмешался посланник.
— Постойте, постойте! Сначала извольте дать салют.
— А что от этого изменится? — насмешливо спросил адмирал. — Разве корабль перестанет быть гамбургским? Я ведь его нанимаю, а не покупаю.
И Карфангер подписал договор. Затем адмирал поставил свою подпись и, посыпая бумагу песком, обратился к посланнику бея:
— «Мерсвин» даст салют под гамбургским флагом, однако в момент последнего залпа флаг будет сменен на голландский.
Посланник понял, что игра проиграна, и со вздохом согласился.
После этого стороны перешли к согласованию деталей самого обмена пленника. Переговоры длились довольно долго, и увенчались успехом: передачей пленных гамбургских моряков.
Затем Карфангер одолжил у де Рюйтера одну пушку, так как на «Мерсвине» их насчитывалось всего двенадцать, и алжирскому бею пришлось бы целых полчаса дожидаться тринадцатого залпа; только после этого Карфангер приказал отдавать швартовы. Когда над алжирской гаванью раскатились первые залпы салюта, на топы стеньг «Мерсвина» уже карабкались мааты с флагами генеральных штатов за пазухой. На десятом залпе гамбургские флаги были отвязаны от стеньг и до двенадцатого мааты держали их полностью развернутыми в руках, а когда выстрелила тринадцатая пушка, на мачтах
«Мерсвина» уже реяли голландские флаги. Гребцы в шлюпке, спущенной с флагмана, налегли на весла, и вскоре остальные тринадцать бывших невольников в радостном возбуждении перелезали через фальшборт гамбургского корабля.
Все это время Карфангер с Янсеном не спускали глаз с алжирской галеры. Как только посланник бея и Морад-реис ступили на ее палубу, галера развернулась и стала быстро удаляться в направлении алжирского порта.
Вздох облегчения вырвался из груди Берента Карфангера; он приказал тотчас идти к «Нептуну», не забыв распорядиться насчет того, чтобы о только что освобожденных из неволи как следует позаботились. Вскоре он снова ступил на палубу флагмана и направился в адмиральскую каюту, желая еще раз поблагодарить де Рюйтера за помощь и проститься с ним. Он рассчитывал выйти в открытое море еще до сумерек, чтобы наверстать хотя бы часть потраченного на заход в Алжир драгоценного времени: ведь он еще в этом году собирался начать постройку нового корабля — флейта наподобие
«Дельфина».
— Значит, вы хотите иметь такой же корабль, как «Дельфин»? — переспросил де Рюйтер. Карфангер кивнул в ответ.
— В таком случае вам нечего тратить время и талеры на постройку нового корабля, ибо двухсоттонный «Дельфин» с его не особо внушительным вооружением — всего шестнадцать пушек — можно скорее назвать быстроходным торговым судном, чем солидным военным кораблем. К тому же его все равно собирались продавать после этого рейда, следовательно, ничто не мешает вам стать его покупателем. Разумеется, только в том случае, если вы не захотите во что бы то ни стало строить новый корабль.
— Но как же вы можете без ведома генеральных штатов?.. — начал было Карфангер, но адмирал прервал его:
— Разумеется, я не собираюсь уступать вам «Дельфин» сию же минуту.
Однако я в любой момент могу вывести его из состава эскадры, скажем, за отсутствием надобности в нем, — и адмирал хитровато сощурил глаза.
Тогда Карфангер осторожно спросил, как скоро флейт должен вернуться в Голландию.
— «Дельфин» поплывет вместе с вами, — ответил де Рюйтер. — Если хотите, я выдам ван Гадену документ для адмиралтейства, в котором будет засвидетельствовано ваше право на покупку флейта.
Лучшего Карфангеру и желать было нельзя, и не только потому, что
«Дельфин» был именно таким кораблем, о котором он всегда мечтал. На нем можно было еще в этом году, не дожидаясь весенней навигации, отправить фрахт в Англию.
Теперь капитану «Мерсвина» некуда было спешить, поэтому и на «Нептуне», и на «Мерсвине» веселье продолжалось до самой полуночи. Корнелис ван Гаден провел Карфангера по всем палубам «Дельфина»; гамбуржцу с трудом верилось, что корабль вскоре будет принадлежать ему.
Лишь за полночь Карфангер распрощался наконец с де Рюйтером и возвратился на свой корабль, где боцман направо и налево раздавал команды, а матросы уже крутили якорный шпиль. Тотчас же были подняты паруса, и
«Мерсвин» направился к выходу из алжирской гавани.
Тем же курсом шел и флейт под командованием Корнелиса ван Гадена.
Чтобы не потерять из виду «Дельфин», быстро скользивший по залитым лунным светом волнам, Карфангер велел ставить лисели. Клаус Петерсен получил приказ дать прощальный салют адмиралу де Рюйтеру и его эскадре.
Пушечные залпы прогремели над сонной гаванью, и отраженное от скалистого берега эхо смешалось с громом орудий «Нептуна», отвечавшего «Мерсвину» салютом. Восточный ветер медленно нес густые клубы порохового дыма вслед кораблям, на всех парусах уходившим курсом норд-вест.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В гамбургском портовом трактире «Летучая рыба» столов не было — их заменяли добела выскобленные бочки, вокруг которых сидели на корточках моряки, предаваясь возлияниям в игре в кости.
Стоял теплый летний день, и прислуга в «Летучей рыбе» только успевала поворачиваться. Навигация давно шла полным ходом, кошельки гамбургских матросов, изрядно похудевшие за зиму, вновь наполнились звонкой монетой.
Уже вернулись в родной порт первые «испанцы», и «россияне» тоже успели побывать в Архангельске. Корабли, ходившие к атлантическому побережью Франции, вернулись с трюмами полными соли. Помимо этого, ганзейский город Гамбург по-прежнему оставался крупнейшим рынком найма матросов: представители самых разных стран и народов оседали тут зачастую на месяцы в поисках более выгодного найма.
Каких только языков не слышалось здесь! Но хозяин трактира Йохен Мартене без труда понимал любого из своих клиентов: как и большинство из них, он с юных лет чувствовал себя на качающейся палубе корабля не менее уверенно, чем на твердой земле, пока несколько лет назад пуля, выпущенная из мушкета какого-то дюнкерского корсара, не раздробила ему левую ногу.