— Мы не обязаны отчитываться перед вами, сэр.
— Кого или что вы прячете на ваших кораблях, выясним в Фалмуте, — заявил капитан Робинсон. — Приказываю обоим фрегатам следовать за нами туда.
Никакие протесты и доводы не помогли, бранденбуржцам пришлось в сопровождении двух английских фрегатов идти в Фалмут.
В пути их застиг шторм. Разгулявшиеся волны оделись белыми шапками пены. Начинало темнеть. Когда корабли вошли в бухту Фалмута, за кормой у них появились и другие английские фрегаты.
Над холмами Корнуолла засверкали молнии. Все выше и выше становились штормовые волны, которые гнал сюда Атлантический океан. В такую непогоду, да еще в сумерки, каждый корабль спешил поскорее укрыться в какой-нибудь тихой бухте, оставаться в проливе было слишком рискованно.
Лишь один-единственный флейт тонн на четыреста, до сих пор крейсировавший к юго-западу от островов Силли, завидев надвигавшуюся с запада полосу шторма, решительно взял курс ост, поднял все паруса и полетел, рассекая форштевнем пенные волны, к восточной оконечности Английского канала.
Двое моряков в насквозь промокших накидках из грубой парусины изо всех сил удерживали рвущееся из рук штурвальное колесо, то и дело поглядывая на такелаж.
— Убрать лисели? — спросил тот, что был помоложе.
— Оставим пока, — после некоторого размышления решил старший. — До утра мы должны пройти Шербур и обогнуть Барфлер. Где-нибудь у Сен-Фаста найдем тихую бухту, чтобы переждать день.
— Но ведь это не меньше ста пятидесяти миль, адмирал!
— Потому мы и не убираем лисели!
Оба замолчали. Шторм крепчал, однако дополнительные паруса все еще оставались на реях, пока не лопнули лик-тросы одного из них. Оглушительно хлопнув, парус исчез во мгле. Но де Рюйтер даже бровью не повел — пусть буря срывает хоть все. Штормовые паруса уж наверняка выдержат. Команда надрывалась у помп: гигантские валы то и дело захлестывали палубу корабля, под напором ветра зарывавшегося в волны по самый бушприт, и воду из трюма приходилось откачивать беспрерывно. Все давно уже промокли до нитки.
— Как думаете, штурман, есть ли сейчас кто-нибудь в проливе?
— Думаю, никого, — прокричала ответ Михель Шредер и добавил: — кроме нас, разумеется.
И они снова замолчали. Так прошло несколько часов.
Занималось хмурое утро, но шторм не ослабевал. Лишь к полудню буря немного утихомирилась, и команда смогла наконец перевести дух. К вечеру они вошли в пролив Па-де-Кале, и де Рюйтер приказал поставить новые лисели. Дул сильный, ровный бриз. Теперь англичане наверняка давно уже расставили свои «сторожевые посты» в самом узком месте пролива, между Дувром и Кале. Оставалось только одно: вперед на всех парусах! Густой туман повис над морем. После рева бури, свиста ветра и раскатов грома наступившая тишина казалась оглушительной. Де Рюйтер запретил команде громко разговаривать и перекликаться.
Прошла ночь; небо на востоке начинало уже понемногу светлеть, когда из непроглядной пелены тумана до них вдруг донеслись голоса. Де Рюйтер явственно различ команду «Лево на борт! «, отданную по-английски, и мгновенно сообразил, что через несколько минут англичане вынырнут из тумана по правому борту. Как пересекутся их курсы — пройдут ли англичане у них перед самым форштевнем или, наоборот, за кормой — сказать было невозможно. Поэтому де Рюйтер принял решение отвернуть влево, чтобы уж наверняка оставить английский корабль за кормой, но отдать команду не успел — справа по борту показались размытые туманом очертания английского фрегата. Де Рюйтер кинулся к штурвалу, но его опередил Ян Янсен и резко крутанул штурвальное колесо. Англичане были так близко, что при желании могли бы зацепить борт флейта абордажными крючьями. Однако адмирал де Рюйтер недаром славился своим хладнокровием: он принялся на все корки ругать по-английски этот чертов туман, отвратительную сырость и, как бы между прочим, спросил название корабля.
— «Ариадна», фрегат флота его величества, — крикнули в ответ.
— Не та ли это «Ариадна», которую капитан Карфангер снял с айсберга возле Ньюфаундленда? — вполголоса спросил Михель Шредер, но де Рюйтер не успел ничего сказать в ответ, потому что с фрегата донеслось:
— Назовите ваше имя?
Шредер и де Рюйтер переглянулись: «Сказать им, кто мы такие?» Прежде чем они сумеют развернуться, туман поглотит флейт без следа. Де Рюйтер взлетел на квартердек и прокричал вслед уходившему фрегату:
— С вами говорит Михиэл де Рюйтер!
Ответом ему были запоздалые проклятия англичан. Оба корабля вновь растворились в тумане.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
После проигранного морского сражения при Лоустофте обстановка стала складываться не в пользу Нидерландов. Однако их государственному секретарю Йохану де Витту удалось в невероятно короткий срок создать новый флот и набрать команды на все корабли. Главнокомандующим морскими силами Нидерландской республики был назначен адмирал Михизл де Рюйтер.
1665 год прошел относительно спокойно, если не считать нескольких мелких стычек англичан с голландцами на море.
Однако голландские военные моряки покоя не знали: на флоте всю зиму шли учения. В любую непогоду эскадры выходили в море на маневры. Все боевые порядки и перестроения повторялись множество раз, и после того как очередной тактический прием был отработан с каждой эскадрой в отдельности, начинались учебные сражения эскадр между собой. Капитаны учились быстро перестраиваться из кильватерной колонны в боевой ордер и обратно, «забирать ветер» у противника, то есть занимать выгодную для атаки наветренную сторону, нападать и защищаться. Все это было так ново и необычно, что кое-кто из командиров эскадр открыто выражал недовольство действиями главнокомандующего. Где это видано, чтобы целые флотилии, не говоря уже об эскадрах и их соединениях, неделями отрабатывали одни и те же боевые построения? Разве недостаточно вымуштровать команду корабля так, чтобы все матросы мгновенно и точно исполняли любой приказ и не растерялись в любых перипетиях морского сражения? Чтобы, к примеру, такелажный мастер мог со своими людьми с полчаса поставить вместо перебитой фок-мачты новую, канониры за час трижды выстрелить из одной и той же пушки, а боцман с корабельным плотником — заделать любую пробоину. Неужели необходимо подвергать такой же муштре капитанов, лейтенантов, штурманов и старших боцманов? «Да о просто издевательство! « — роптали пожилые командиры эскадр, которым казалось, что они уже все повидали на своем веку.
Между тем на всех голландских верфях не стихал стук топоров и молотков, визг пил: корабелы трудились с небывалым усердием. Едва лишь готовый фрегат сходил со стапелей, как уже закладывали килевую балку нового.
И каждый новый линейный корабль, каждый фрегат нуждался в новой команде, а каждая новая команда — в боевой выучке. Все это требовало времени и огромных затрат.
Забыв об отдыхе, Михиэл де Рюйтер трудился над созданием этого нового флота. Лазутчики доносили, что английские адмиралы Эйскью и принц Рупрехт, молодой Спрэгг и опытный Монк тоже не предавались зимней спячке.
Со стапелей английских верфей один за другим сходили трехпалубные девяностодвухпушечные линейные корабли. Своей огневой мощью они далеко превосходили двухпалубные голландские парусники.
Такие голландские адмиралы, как де Фрис, ван Неес, старый Эвертсен и совсем еще молодой Корнелис Тромп полагали, что в сражениях с английскими кораблями голландцам необходимо придерживаться оборонительной тактики. Де Рюйтер же не уставал повторять, что только смелая атака может принести победу.
Главнокомандующий голландским флотом собрал всех командиров эскадр и капитанов кораблей на борту своего флагмана. Он назывался «Семь провинций». На богато отделанной резным деревом корме гордо красовался герб Нидерландов — золотой лев на синем фоне — в обрамлении гербов тех самых семи провинций — Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелдерланда, Гронингена, Оверэйссела и Фрисландии, которые сто лет назад поднялись на борьбу против испанских завоевателей и после двенадцати лет кровопролитной войны на суше и на море завоевали свободу и независимость. Это ко многому обязывающее название флагманского корабля стало подлинным символом нынешней борьбы, исход которой означал: быть или не быть этому государству, граждане которого впервые в истории сбросили с себя все оковы феодализма.