ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В то время как «Мерсвин», одевшись во все паруса, бодро шел курсом зюйд, его хозяин, погруженный в глубокие раздумья, расхаживал по палубе.
Нелепая гибель корабельного плотника резко омрачила радость по поводу столь блестящей победы над пиратами. Да еще этот сумасбродный бунт Михеля Зиверса. На море правит приказ капитана, только он один может требовать абсолютного повиновения. И все же между ним и матросами из палубной команды наметилась отчужденность. Словно они никогда прежде не подвергали свою жизнь риску и не попадали в передряги похуже этой… Что ж ему теперь встать перед всеми, покаянно ударить себя в грудь и признать: «Да, третья атака была ошибкой, и в гибели плотника виновен тоже я!»? Они еще не оставили за собой мыс Финистерре — северо-западную оконечность Пиренейского полуострова, — еще простирались перед «Мерсвином» воды коварного Бискайского залива, в котором в любое время и с любой стороны мог налететь шквал: и если в такой обстановке нельзя целиком положиться на команду, то опасность возрастает неизмеримо.
Но неужели третья атака и впрямь была излишней? Конечно, пиратский корабль затонул бы и без того, но кто знает, сколько драгоценного времени, которого они и так уже потеряли немало, ушло бы на ожидание? Или же надо было довольствоваться малым — срубленной фок-мачтой алжирца? Ясное дело, без нее берберийцам нечего было и помышлять о погоне за «Мерсвином», но тогда в его трюме не сидели бы сейчас две дюжины пленных пиратов. Капитан Берент Карфангер был самым молодым из членов правления гильдии капитанов Гамбурга, он не имел столько судов, сколько Томас Утенхольт и большинство других судовладельцев, поэтому удачный исход сражения с алжирцами, да еще двадцать три пленных пирата намного повысят его авторитет и влияние… Но не объяснять же все это команде!
Над телом погибшего плотника тем временем хлопотал старый парусный мастер, зашивавший его в полотняный саван; в ноги покойника уже были положены два пушечных ядра, как этого требовал морской обычай. Тот же обычай не позволял оставлять мертвеца на судне более суток, ибо это приносило несчастье. За спиной парусного мастера робко жался юнга Хейн Ольсен, следя за его сноровистыми руками. Мальчишка трусил не столько оттого, что видел перед собой покойника, а скорее по той причине, что про старика-мастера ходили слухи, будто он может предсказать чью-либо смерть или несчастье, которое должно непременно приключиться с кораблем, и умеет разговаривать с мертвецами. Вот и сейчас он что-то бормотал себе под нос, словно беседовал с мертвым плотником, восковое лицо которого еще виднелось из складок савана. Юнга никак не решался заговорить с мастером, но когда тот вдруг проткнул толстой иглой нос покойника, не выдержал и взвизгнул:
— Ой, да вы же воткнули иглу ему прямо…
— В нос, хотел ты, верно, сказать, Хейн? — не дал ему договорить старик. — Да, последний стежок должен проходить через нос, а не то покойник может вернуться и натворить бед. Так уж принято у моряков, и ничего тут не поделаешь.
— Но как же мертвецы могут возвращаться?
— Как? Да очень просто. Вот послушай, что приключилось лет двадцать тому назад на голландском фрегате «Оран». Был у них там старший боцман, рыжебородый такой детина и кривой на один глаз. Команда его любила. Только был у него один большой недостаток — пил без всякой меры. Эта страсть его и сгубила: помер он на «Оране». Как водится, зашили его в саван и сбросили через планшир ногами вперед. А парусный мастер, то ли по неведению, то ли по забывчивости, последний-то стежок через нос и не пропустил. Ну и вот, потом пришел, стало быть, на «Оран» новый старший боцман и занял койку рыжебородого. Вроде все опять пошло своим чередом. Ан нет! Как-то ночью — дело было в апреле, и «Оран» как раз шел домой — все подвахтенные проснулись от диких воплей. Офицеры повыскакивали из кают, матросы повыпрыгивали из коек и видят: новый боцман мечется по кубрику, от ужаса глаза выпучил и орет благим матом:
— Мертвец, мертвец в моей койке, одноглазый и с рыжей бородой!!
Тут несколько человек кинулись посмотреть на койку боцмана — и впрямь она оказалась мокрой, хоть выжимай. Мертвеца они, правда, уже не нашли. Вот такая история произошла тогда на «Оране».
— А потом, после этого, мертвец опять приходил?
— Нет, больше не приходил.
Юнга молчал, но старик чувствовал, что он хочет, но не решается еще что-то сказать.
— Боишься, что смерть старого Зиверса навлечет на нас беду?
Хейн Ольсен кивнул. Старый мастер погладил его по вихрастой голове и сказал:
— Знавал я капитанов, которые без всяких разговоров приказали бы вздернуть Михеля Зиверса на фор-брам-рее. А теперь беги, разыщи боцмана и передай, что с плотником все готово.