Путь в Малагу лежал через Гибралтарский пролив и Средиземное море, поэтому крайне важно было узнать, где сейчас крейсирует эскадра де Рюйтера. Может быть, его корабли бороздят море у берегов Сицилии, и тогда «Мерсвин» поплывет наобум, не дай Бог, прямо под пушки первого попавшегося пиратского фрегата?
Еще два дня прождал Карфангер попутного фрахта и вестей о де Рюйтере — все напрасно. Вместо этого начались новые неприятности. Хозяин таверны пожаловался алькальду, что гамбургские моряки разгромили его заведение, и Карфангеру не оставалось ничего иного, как уплатить за поломанные стулья и разбитые стекла.
Вконец раздосадованный, он шагал по кривой улочке по направлению к гавани. По пути за ним увязалась девочка-нищенка, предлагавшая за несколько медяков погадать по руке и предсказать будущее.
— Наше будущее и наша судьба в руках Господа, — отвечал ей Карфангер, не останавливаясь. Однако девочка вцепилась в него, словно репейник, так что ему, чтобы хоть как-то от нее избавиться, пришлось протянуть ей руку.
— Ого! — воскликнула нищенка. — Сидеть вам за одним столом с важными господами, Много трудностей придется вам преодолеть, но наградой за это станут высокие почести. Однако остерегайтесь…
— Чего я должен остерегаться? — быстро переспросил Карфангер. — Говори дальше.
— Я… я вижу корабль, мой господин, большой корабль. И вы…
— А что с ним, что с кораблем? — понукал гадалку Карфангер.
— Это будет его последнее плавание. Корабль не вернется…
Девочка боязливо подняла глаза на гамбуржца, а тот, протягивая ей серебряную монету, промолвил:
— Сколько их уже не вернулось… И каждому суждено когда-то уйти в свое последнее плавание.
С этими словами он оставил нищенку и быстро зашагал прочь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Позади уже остался Гибралтар. Море было спокойно, и капитан «Мерсвина» приказал взять курс норд-ост. В Кадисе в самый последний момент Карфангеру удалось раздобыть небольшую партию штучного груза для Малаги, отчего настроение у капитана и у его команды несколько улучшилось. Карфангер как раз собирался на полчаса прилечь после обеда, как в дверь его каюты постучали. Это был боцман Клаус Петерсен.
— Входите, Петерсен, — отозвался капитан, — в чем дело?
— Капитан, мы узнали, что среди пленных алжирцев находится ихний рейс.
— Рейс, говорите? Как же вам удалось об этом узнать?
— Парусных дел мастеру пришлось в свое время побывать в плену у алжирцев, он немного понимает по-ихнему. Сегодня с двумя матросами он спускал им в трюм хлеб и свежую воду и случайно услыхал, что к одному из пленников обратились почтительно, как к капитану.
Карфангер потер подбородок, немного поразмыслил, затем сказал боцману:
— Хорошо, Петерсен. Возьмите пару надежных людей, прихватите заодно и парусника и приведите сюда этого молодца, да поскорее.
— Слушаюсь, капитан! — боцман повернулся, чтобы уйти, но тут Карфангер снова окликнул его:
— Нет, постойте. Возьмите-ка его под особую охрану, а завтра утром, когда мы будем стоять на рейде Малаги, я взгляну на него поближе в спокойной обстановке.
— Как прикажете, капитан, — ответил боцман и вышел.
В море Карфангер предпочитал не подчеркивать перед командой свое положение хозяина и поэтому носил такую же простую одежду из грубой парусины, как и все остальные. Однако ему вовсе не хотелось представать в таком виде перед этим пиратским вожаком. Он намеревался встретить его в парадном обмундировании капитана гамбургского торгового флота.
Свет нового дня уже заливал вершины Сьерра Невады, в то время как в ее круто обрывающихся к морю ущельях еще прятались последние остатки ночной тьмы. И замок Бигральфаро, возвышавшийся на вершине горы, уже купался в лучах утренней зари, но городские дома, сгрудившиеся вдоль кривых улочек у ее подножия, еще спали. Из буйных зарослей прибрежного кустарника то тут, то там возвышались веероподобные кроны финиковых пальм, а над плоскими крышами домов вздымался к небу шпиль недавно построенной церкви. На рейде городской гавани стояли на якоре корабли, готовые принять в свои трюмы щедрые дары солнечных долин испанского юга: виноград, лимоны, апельсины, фиги и миндаль, чтобы доставить их к далеким берегам, в чужие страны, где они попадут на стол к тем, кому не приходится довольствоваться лишь хлебом, овсяной кашей, треской да копченой селедкой.