— И что теперь ты собираешься делать? Опять пойдешь наниматься к Карфангеру?
— Ни за какие деньги я не пойду в море со шкипером, на чьей совести гибель моего отца!
Трактирщик даже удивился тому, сколько ненависти вложил молодой моряк в эти слова. Он задумался. Такой человек всегда мог пригодиться на одном из кораблей Томаса Утенхольта, который не питал особого расположения к этому Карфангеру.
— Я мог бы замолвить за тебя словечко старому Утенхольту, — сказал он Зиверсу. Тот не возражал.
— Но учти, все его корабли пока еще в море. — Трактирщик указал пальцем на ларец в углу. — Я помогу тебе перебиться до поры до времени: получишь пару талеров из выкупной кассы.
С этими словами Йохен Мартенс полез за ворот рубахи и извлек огромный ключ, висевший у него на шее на кожаном шнурке. Отперев замки и подняв крышку ларца, он спросил через плечо:
— Сколько тебе, двадцать, тридцать?
— Неплохо бы побольше… Талеров, так, пятьдесят, — промямлил Зиверс.
— Ладно, пятьдесят, так пятьдесят. Вернешь шестьдесят, понял? Через полгода и ни днем позже, к концу года деньги снова должны лежать в кассе.
— Тогда хватит и половины, — разочарованно протянул Зиверс.
Трактирщик отсчитал двадцать пять талеров и вручил их матросу со словами: «К рождеству вернешь тридцать, понятно?».
— Понятно, понятно, — ответил сын плотника.
В то время как Михель Зиверс тщательно рассовывал по карманам серебряные талеры, а Йохен Мартенс запирал сундук с деньгами, вновь и вновь напоминая молодому матросу, чтоб он держал язык за зубами относительно происхождения этих денег, в устье Эльбы вошли «Мерсвин» с «Дельфином» и стали на якорь у Ритцебюттеля. Не успели первые моряки сойти на берег, как набежавшая толпа мужчин, женщин и детей обступила их плотным кольцом, и отовсюду посыпались бесчисленные вопросы. Как всегда, молва оказалась быстрее кораблей, и весть об успешном сражении «Мерсвина» с пиратским фрегатом, о вызволенных из рабства гамбургских моряках уже давно докатилась до этих мест. Их родные не побоялись отправиться в далекий путь до Ритцебюттеля — последнего клочка земли у самого моря, еще принадлежавшего вольному городу, — хотя это было далеко не безопасно. Со времен большой войны левый берег Эльбы в ее нижнем течении был вотчиной шведов, а на правом обосновались датчане. Здесь повсюду еще рыскали шайки мародеров, не бросивших своего ремесла и после окончания военных действий; поэтому большинство граждан Гамбурга предпочитало не покидать пределов городских стен и укреплений.
Толпа все разрасталась. Со всех сторон неслись крики «Гип-гип ура!» и «Виват Карфангеру!». Поначалу капитан «Мерсвина“ собирался всего лишь дождаться здесь прилива, чтобы тотчас же отправиться вверх по Эльбе дальше, в Гамбург, однако вскоре ему пришлось уступить настояниям ликующей толпы. Команду его корабля растащили по близлежащим кабакам и трактирам, а самого капитана несколько дюжих моряков подняли на плечи и понесли по улицам. Возле каждого злачного заведения их встречал хозяин и подносил Карфангеру лучшее вино из своего погреба. Как ни старался тот всего лишь пригубливать из бесчисленных кубков, бокалов и кружек, их оказалось так много, что в конце концов у Карфангера зашумело в голове.
Но народ не желал ничего слушать: всем хотелось, чтобы этот праздник продолжался как можно дольше.
Около полудня, когда веселые спутники Карфангера сделали остановку у очередного трактира под названием «У кита», и его хозяин почти насильно усадил Карфангера за стол, вдруг появился юнга Хейн Ольсен, с превеликим трудом протиснулся сквозь толпу и, едва переводя дух, выпалил:
— Господин капитан, штурман велел передать, что они с боцманом уже собрали команду на борт и подготовили все к отплытию, потому что скоро прилив, и только что задул крепкий вест, который все свежеет, так что мы уже к вечеру могли бы швартоваться в Гамбурге.
У Карфангера мгновенно улетучился весь хмель. Отсюда до Гамбурга не будет и пятидесяти миль: до вечера «Мерсвин» вполне бы мог их преодолеть.
В следующее мгновение юнга обнаружил в ладони серебряный талер — награду капитана за добрую весть — и стремглав кинулся обратно доложить штурману, что капитан скоро прибудет на борт.
С большим трудом Карфангеру все же удалось как можно незаметнее ускользнуть от своих почитателей, и скорым шагом он направился к гавани.
Первым, кого он встретил, поднявшись на палубу «Дельфина», был хорошо одетый мужчина, который отвесил ему низкий поклон, сняв при этом шляпу, так что украшавшее ее страусовое перо коснулось палубы.