Совсем немного времени спустя, зашуршал полог, закрывавший покои царя Нергала от любопытных глаз, и вошел молодой человек в легких одеждах, скрывавших его тело. Рукава были закреплены легкими металлическими пластинами на запястьях, а штаны такими же пластинами – на щиколотках. На широком простом поясе из кожи молодого гепарда висели два кинжала знатной стали, кошель и свернутый пергамент.
- А где же твой напарник? – холодно осведомился царь, нехотя отрываясь от созерцания вида Вавилона. Внизу жила разномастная толпа, мелькая то и дело разноцветной одеждой. Слышались голоса торговцев, зазывающих клиентов, смех, плач, крики, стук копыт по мощеным дорожкам. И в этом всем растворялось сознание, не желая возвращаться к делам насущным.
- Простите, господин, он… не пережил перехода через тронный зал, - гонец присел перед господином на одно колено, вперив взгляд в пол. – Лишение языка – это еще что, но ему было трудно передвигаться с отрезанной стопой…
- Хозяин вашего дела сказал мне, что второму гонцу оторвали только язык, - нахмурился Нергал, переведя суровый взгляд на темноволосую голову, склонившуюся перед ним в почтительном жесте. – Опять ты взялся за старое?
Гонец не ответил ничего членораздельного, отчего царь убедился, что оказался прав. В последние два года он только и слышал об «отличиях» Суэна. Гонец слыл первоклассным убийцей – тихим и незаметным, приходящим в любое время дня и ночи и отправляющий к праотцам души людей. С тех пор, как он стал работать гонцом, убийства стали частым явлением. Суэн имел весьма крутой нрав, и если какой-то человек ему не нравился, или же злил его, то Суэн просто его убирал. Единственное, до чего Суэн еще не дошел – так это поднимать руку на начальство. Впрочем, царю Нергалу казалось, что это недолго продлится. Как бы ни грел на груди змею – все равно ужалит.
- Хорошо, - вздохнул, наконец, царь, устало устраиваясь на ложе. – Излагай свое дело.
Суэн кратко рассказал о том, что египетский правитель, который называет себя наместником бога на земле, желает ему, Нергалу, долгих лет жизни. Обычное приветствие, ничего особенного. Выждав паузу в несколько взмахов крыла птицы, гонец продолжил. Язык его напарнику вырвали за то, что тот не распознал в женщине при дворе жену фараона, назвав ее блудницей. На это Нергал улыбнулся и кивком головы велел продолжать.
Фараон ужесточает свою внешнюю политику. Он решил, что с вавилонских торговцев взимается слишком маленькая пошлина, и потому приказал удвоить ее. Разумеется, «наместник бога» и не подозревал о том, что пришлых торговцев грабят похуже, чем иной раз своих же людей на рынках. Точнее знал, но предпочел сделать вид, что это не так.
Далее Нергал узнал и о том, что ему не будут поставлять красивых наложниц. Это его огорчило не так сильно, как весть об удвоенном налоге, но все же заставила тень пасть на его лицо. Новости о празднествах он пропустил мимо ушей, это ему не было интересно вовсе. Он не любил посещать египетские земли. Слишком много мух и крокодилов, как он сам же и выражался.
- И последнее, господин, - уже более тихим голосом добавил Суэн. – Вы позволите?.. Я не хочу, чтобы это кто-то услышал.
Нергал устало вздохнул, но поднялся с ложа и приблизился к гонцу. Царь едва успел отразить атаку, как был придавлен к полу, а возле горла оказалась леденящая кожу сталь.
- Мне приказали убить вас, повелитель, - с явным сожалением в голосе зашептал убийца. Нергал, ничуть не испугавшийся атаки, никак не показавший того, что его застали врасплох, надменно взглянул в глаза убийцы.
Суэн почувствовал горячую слезу, потекшую по его смуглой щеке.
- Я так любил вас, мой царь. Я не хотел вас убивать…
Нергал отпихнул от себя вдруг обмякшее тело и вытащил из-под ребра собственный кинжал, с которым никогда не расставался. Темные глаза царя хмуро смотрели на алую кровь, которая вытекала из тела убитого гонца-убийцы. Жаль было дорогие ковры и подушки. И одежду свою. Нужно бы сходить и омыться, пока слуги не увидели кровь на его собственной коже. А труп… от него избавиться можно будет и позже.
- Посмотрим, учишься ли ты на своих ошибках, - хмыкнул Нергал, вытирая свой собственный кинжал.
Римская Империя. III век н.э.
Легат легиона[1] Авкерий лениво точил свою спату, когда в его палатку ворвался один из принципов[2], принеся с собой стылый воздух и порыв ледяных капель с улицы. Вот уже несколько часов лил дождь, свинцовые тучи почти стелились туманом по земле, не позволяя отряду двинуться дальше.
- Воины все ворчат, ворчат, - прошипел принцип, отряхивая свой плащ от воды и садясь к небольшому костерку, который был разведен в центре палатки Авкерием. Большие костры на улице это, безусловно, хорошо, но не когда со всех сторон задувает северный ветер. – Ни у кого не хватает нервов посидеть спокойно. Даже драку затеяли, так Антигона в грязи знатно искупали.
Легат усмехнулся и, проведя последний раз точильным камнем по лезвию спаты, убрал ее в ножны.
- А что ты? Небось, был тем, кто в грязи искупал моего второго помощника? – Авкерий повернулся всем корпусом к принципу, с которым делил свою палатку.
Вивиан вполне выглядел на свой возраст – двадцать пять лет. Если не приглядываться слишком, то он имел лицо еще совсем юноши. Краткий взгляд бы не увидел двух шрамов на лице – на правой щеке и на подбородке. Совсем тонкие, однако, не настолько легкие, чтобы их не было видно. У принципа были высокие скулы, несколько сглаженные черты волевого подбородка, высокий лоб. Волосы темно-каштановые, а глаза серо-зеленые. Римлянин он был не совсем чистокровный, бабушка у него была из галлов, но все же римской крови в нем было больше – и потому он сейчас служит в армии.
А вот почему он делит палатку с легатом… Это совсем другой вопрос.
- Я надеюсь, ты там, на улице, на девок не засматривался? Их пьяный хохот только мертвый не услышит, - зашипел Авкерий, схватив за лицо своего первого помощника. Вивиан зарычал, попытался вырваться, но в результате кратковременной борьбы был уложен на лопатки. – Смотри мне, оторву хозяйство, чтобы неповадно было. А мне-то что, мне лишь бы при тебе твоя задница была.
Помощник легата только фыркнул и потянулся за теплым, меховым плащом, решив пока что передохнуть. Туман может уйти в любой момент, нужно быть готовым, отдохнувшим в походе. Итак весь день мотался по лагерю, узнавая обстановку и прикидывая сам, какой погоды ожидать в ближайшее время, оценивал состояние дороги, смогут ли лошади по ней пройти, или же придется брать немного правее, чтобы идти не по размытой грязи, а хотя бы по траве.
От Авкерия жест его помощника не укрылся, и тот любезно подал ему свой плащ, а сам устроился рядом, позволяя принципу расположиться на его груди.
- Устал немного, - тихо сказал Вивиан, прикрыв глаза, устраиваясь под плащом. – Скажи мне, что завтра снова будет туман, и я высплюсь наконец-то.
- Размечтался. – Хмыкнул Авкерий, прижимая к себе медленно согревающееся тело одной рукой, а пальцами другой взъерошивая волосы Вивиану, будто маленькому. – Как миленький завтра будешь топать ножками. И кобылу я тебе не дам. Перебьешься. А если кто-то в зарослях будет? Ты у нас единственный, кто действительно замечает самые легкие следы и самые мелкие ошибки врага.
- Ноги болят потом долго, - заворчал Вивиан, подбирая ноги под себя, сворачиваясь под теплым плащом, согреваясь. – Тебе проще говорить, ты же на коне… Эй! Я вообще-то поспать хотел!
Авкерий сильным рывком снова перевернул на спину Вивиана, забравшись к нему под плащ. Пламя огня задрожало от движений воздуха, но не погасло, отдавая крошечные частицы тепла. Легат досадливо сорвал уже давно расстегнутую броню и короткую тогу с принципа, полностью обнажив его. Вивиан давно не стесняется этого, хоть поначалу и было несколько смешно наблюдать попытки прикрыться. Но даже сейчас, замерзший от исходившего от земли холода, он не показывал, что ему холодно. Только по покрывшим кожу Вивиана мурашкам можно было понять, что ему далеко не жарко, словно тело выдавало его против желаний хозяина.