- Быстрее, Асгейрр [1], руки уже затекли, - недовольно заворчал молодой человек, тряхнув связанными руками.
Асгейрр улыбнулся своими чуть пухлыми губами и, опустившись сзади на колени, легко развязал узел на запястьях.
- Соскучился, Сверр [2]? – «норвежец» поднялся с колен вслед за Сверром, насмешливо глядя на того сверху вниз. Разница в росте у них была в полголовы.
Сверр смотрел на своего напарника и не понимал, как их могли связывать отношения. Два Охотника, оба – идеальные одиночки, но поставленные в боевую двойку. Они отличались даже не только характерами, но и сильно внешне: Сверр был ниже, несколько уже в плечах, что позволяло ему проникать в узкие лазейки, как то: клетки, «норы» и тому подобные лазы. Асгейрр был более крепко сложенным физически – боец ближнего боя. По нраву Сверр вполне оправдывал свое имя, будучи взбалмошным, вспыльчивым, дерзким, но в нужные моменты он мог быть и нежным, и послушным. Асгейрр отличался высокой толерантностью ко всему происходящему, он мог спокойно улыбаться друзьям, через минуту прирезать провинившегося человека, а затем рассказывать очередной анекдот.
Они оба были настолько разными, что не могли не встретиться. Из-за своего характера Сверр не имел друзей, а у Асгейрра их было много. И Сверр ревнует его ко всем им, хотя все давно знают об их связи. Трудно не понять, когда два бойца-одиночки вдруг подают заявление на заключение контракта и претендуют на место боевой двойки. Никто из них двоих даже не помнит, что именно послужило катализатором для начала отношений, как таковых. Сначала был просто секс, ничего более. В их взводе нет девушек, почти никуда не берут девушек. История мира показала, что все проблемы – именно от прекрасного пола. И потому Охотники не имеют среди взводов Охотниц. Никаких слабостей, никаких привязанностей. Это только по Уставу, который каждый нарушает на дню раз по пять подряд, даже не замечая того. Организмам нужна разрядка, против природы не пойдешь, и верха это понимают, потому пока что не следят за тем, чем занимаются бойцы в своих комнатах. Главное – их боевая готовность и мобильность, дисциплина во время занятий и на службе. А на остальное можно закрыть глаза.
Возможно, все началось с признания. Нет, не признания в любви. Однажды Сверр признался, что хотел бы быть изрезанным лезвиями. Асгейрр не имел ничего против. И так случилась их первая сессия, после которой оба устало валялись на пропитавшихся кровью, потом и семенем простынях.
Возможно, все началось с того, что Асгейрр позвал Сверра жить в свой блок. Места много, одному скучно. А так – хотя бы дома будет кто-то ждать, кушать готовить. Одно время Асгейрр пытался в шутку называть Сверра женой. Одна крупная драка – и никакой «жены» не было, хотя Сверр и готовил, и ждал.
- Так и будешь стоять и пялиться, или уже сделаешь что-нибудь? – рыкнул Сверр, привлекая внимание Асгейрра, чей взгляд был направлен куда-то в пустоту, но на губах все еще играла улыбка. – Чего такой довольный-то? Как пятак сверкаешь.
- Рад тебя видеть, - отозвался несколько уставшим, но неподдельно довольным тоном Асгейрр, приближаясь к напарнику. – Я сегодня устал. Я помню, что обещал тебе поиграть, мы поиграем, но без… скажем, частично без меня, ладно? Совсем сил нет, прости, пожалуйста. Да, я понимаю, ты весь день стоял на коленях и ждал меня. Прости, ладно? Ты же понимаешь, что я весь день работал, а не ворон считал.
Сверр понимал, не обижался, наоборот, поражался тому, как уже на последнем издыхании, вымотанный за весь день, Асгейрр хотел выполнить обещанное. Разумеется, Сверр не будет его останавливать. Обещал – выполняй. Но по окончании всего обязательно пожалеет его, сделает расслабляющий массаж. Но сейчас он жаждал режущих прикосновений лезвий к его коже, хотел ощутить боль от рук близкого человека. Эта боль почти трансформировалась в моральную от осознания того, насколько дорогой ему человек вонзает в него стилет, вспарывает жестью кожу, открывая старые ранки, нанося поверх шрамов новые узоры любым режущим предметом.
И сейчас он раздевается под внимательным взглядом Асгейрра, ничуть не смущаясь, ведь столько раз уже проделывал это. Он медленно снимает с себя темно-синюю футболку с эмблемой “Nike” на груди, аккуратно свешивает ее на спинку стула, который стоял возле письменного стола. Расстегивает пуговицу, ширинку на джинсах, также отправляет их на стул, но не вешает, а складывает на само сиденье. Белье не снимает, его нет. Асгейрру только и остается, что любоваться сильным, жилистым телом своего напарника. Несколько худые ноги с негустым покрытием темных волос, узкие бедра, идеально плоский живот. И пусть кубиков не было видно, пресс определенно имелся, уж это Асгейрр знал наверняка. Пропорционально телу широкая грудная клетка. У него сильные легкие, Сверр когда-то профессионально занимался плаванием, и потому сейчас имел неплохую фигуру.
- Давай на полу? Мне не хочется менять постель, а полы можно и завтра помыть, - предложил Асгейрр, отрываясь от созерцания любимого тела. Он, конечно, восхищался Сверром, но видел его нагим не в первый раз, и потому перевести взгляд не составило для него труда.
Проворчав что-то по поводу извращенцев, любящих все вытворять на жестком ложе, Сверр с кривой усмешкой улегся на пол, на спину. Его уже начало едва заметно трясти. Дрожь от сильного желания. Казалось бы, совсем недавно у них уже была полноценная сессия, закончившаяся ванильным сексом, но сейчас ему чудилось, что этого у него не было слишком давно. Слишком жадный до ощущений. Одиночка, он никогда никого не подпускал к себе так близко.
- С чего начать? Воск? Ножи? Жесть? Может, веревки или бумага?
Сверр задумался, задумался всерьез. Он очень тщательно подходил к вопросу о том, чем его в очередной раз будут резать на лоскуты британского флага. В прошлый раз это были листы бумаги и шелковые нитки. Пусть сегодня это будет…
- Жесть. Не до вен. – Коротко приказал Сверр. Именно приказал. Пусть он и был в каком-то смысле пассивом, на приказы он был горазд всегда. Он называл это компенсацией. И Асгейрр сполна выплачивал ему эту компенсацию.
Асгейрр кивнул и, открыв верхний ящик письменного стола, достал оттуда несколько небольших жестяных листиков, размером – чуть больше стандартного спичечного короба. С одного края – резинка для того, чтобы было удобно держать, с другого - неровности, зазубрины, чтобы вспарывать кожу, причинив если не максимум боли, то хотя бы больше, чем от простого пореза ровной жестью.
- Прости меня за боль.
Он всегда это говорит, всегда извиняется перед началом. И никогда – во время или после. Иначе бы весь смак растворялся в его словах.
А Сверра уже заметно потряхивает от нетерпения. Он видит эти «игрушки», жадно ловит каждый слабый блик света, падающий на металл от торшера. Он ерзает бедрами, почти рыча от этой своеобразной жажды. Замирает в ожидании только когда Асгейрр садится сверху, чуть пониже паховой области, чтобы – не приведи Господь – не придавить хозяйство. Уверенные руки накрывают его – дрожащие – и разворачивают ладонями вверх. Запястья холодит острый металл с искривленным лезвием, а пальцы переплелись с чужими, теплыми. Этот контраст несколько отрезвляет Сверра, готовя его к уже осознанному восприятию боли.
Мысленно посчитав до двенадцати, намеренно нарушая мысленный счет Сверра, который всегда считает до десяти, Асгейрр надавил лезвиями на кожу и двинул обеими руками вдоль запястий, следя за тем, чтобы жесть не задела вены. Возиться потом с латанием Сверра не хотелось ни ему, ни самому Сверру.
Горячая кровь тоненькими красными нитями обвила руки Сверра. Еще горячее – следы от жести. Как будто провели всего лишь тонким раскаленным прутом. Асгейрр дошел лезвиями до локтевого сгиба, намеренно не идя выше – иначе потом Сверру будет неудобно сгибать руки.
Лезвия оторвались от рук, переместившись на шею, чуть выше ключиц. Очертив косточки, горячие пруты двинулись вниз, оставляя новые линии с выступающими красными нитями. Расцветали рубиновые асфодели, выводимые уверенными руками Асгейрра. По груди расползалась паутина красных трещин, как если бы сердце настолько сильно хотело выпрыгнуть из груди. На животе – цветы, словно на покойнике лежащие. И на этом прекратились плавные движения.