Кровь всегда преследовала его. Кровь и смерть. И никогда не отступит, но и не настигнет его самого. Как бы бессмертный ни страдал, он всегда будет жить. Как бы ни было больно Ему, забвение не придет ему на спасение.
Два желтых огня блеснули в оконном отражении человека, который смотрел на дождь, дожидаясь, пока тот даст ему знак. Человек ждал очень долго какого-то знака, символа, намека на какое-нибудь изменение в его жизни. Человек изголодался по новому, но и не хотел отпускать старое, потому что знал – иначе Он обречен скитаться вечность в одиночестве. Пусть любовь станет Ему огненным бичом, пусть Его возлюбленная будет каждую жизнь отворачиваться от Него, но Она – все, что у него было и есть. И Он сделает так, чтобы Она была всегда, в том числе, и в будущем.
***
Дождь в тот день никак не мог решиться, с какой силой ему обрушиваться на город. И еще труднее ему было определиться с настроением, которое он мог принести с собой из далеких земель. Он не знал, доставляет ли ему удовольствие наблюдать за целующимися влюбленными парочками под легким, «слепым» дождиком. Или, быть может, его радовали проклятия в адрес матушки-погоды, когда на улице был ужасный ураган с ливнем. Над ветром он не властен, но мог вполне ухудшить состояние на дорогах, дамбах своей «помощью» воздушной стихии.
Впрочем, людям никогда нельзя угодить. Если долго светит солнце – плохо, потому как наступает засуха. Если долго идет дождь – тоже плохо, потому что начинаются потопы. Если тепло, но с тучами – плохо, ведь нельзя позагорать. Если прохладно, но светит солнце – плохо, потому что не должно быть холодно при солнечной погоде. Стоит человеку на его молитвы о «немного жары» получить жару, как тот тут же кардинально меняет свое желание на «погодку бы попрохладнее».
А Честер, бежавший до резиденции Охотников, не желал никакой погоды. Он просто хотел как можно скорее оказаться под крышей. Толстовка вся вымокла, капюшон не спасал от дождя, но наоборот – благодаря впитывающей способности увеличивал процент сбегающей по лицу и шее воды. Футболка неприятно липла к спине, холодя кожу. Некоторые вампиры могли управлять температурой своего тела, и потому им были не страшны капризы природы. Но не Честеру. Шерил когда-то посмеялась над ним: «Единственный в истории вампир, заболевший обычным гриппом!». Помнится, она тогда провела все время возле его постели, выхаживая. Только Шерил знала, как лечить от гриппа именно вампиров. Поскольку у ночных существ не только метаболизм, но и в принципе весь организм работал несколько отлично от организма обычного человека, знания о лечении весьма полезны. Возможно, у вампиров еще остались знатоки медицины. Мало ли, какая напасть может произойти.
Парень с разбегу врезался в закрытые двери резиденции и принялся громко стучать кулаками, пинать двери. Совсем недавно Охотники решили перестраховаться и перекрыли все входы и выходы в резиденции. Честеру пришлось очень долго уговаривать главного по эвакуации, чтобы его выпустили в книжный магазин. И в продуктовый, потому что рацион Охотников сильно отличался от того, что употреблял Честер. Не то, чтобы ребята были какими-то гастрономическими фанатиками… но в выборе еды они были очень строги.
- Пароль, - донесся равнодушный голос из-за двери.
Вампир закатил глаза. Уже по голосу он узнал того самого Охотника, который не хотел выпускать его. И он хорошо помнил, что никакого пароля не существовало. До выхода.
- Открой немедленно, иначе Дарелл с тебя три шкуры сдерет! – прорычал Честер и снова пнул дверь.
С той стороны послышалось недовольное ворчание, но дверь все-таки открылась. Вампир, не церемонясь, ворвался внутрь настоящим водяным ураганом, обрызгивая немногих Охотников, что решили зачем-то дежурить возле входа. Сзади послышались грязные шуточки по поводу его отношений с Дареллом. Если начальника боялись все, то с Честером ситуация обстояла наоборот. Даже больше – Охотники его презирали. Не все, разумеется, не многие. Но те, с кем чаще пересекался Честер, никогда не упускали шанса напомнить ему о смерти Сверра. Это был удар ниже пояса, иногда Дарелл приходил на помощь. А иногда вампиру приходилось собирать остатки своей воли и уходить. Это было непросто, но Честер утешал себя мыслью, что это все скоро закончится. Если этим вообще можно утешиться.
Дверь в кабинет Главы Охотников была открыта. Не от кого закрываться, не то время. Сам Дарелл никого к себе не вызывал. А все объявления можно было сделать через посредников. Также никто не стремился попасть в кабинет начальника. Все понимали, какая сейчас сложная обстановка, и как тяжело приходилось Дареллу. Почему-то некоторые боялись, что началась война между Охотниками и вампирами. И продолжали думать так, потому что никто не пытался разубедить их в этом.
Едва за Честером затворилась дверь, Дарелл, стоявший у окна, не обернувшись, попросил на пороге снять всю одежду. Вампир удивленно замер на пороге на несколько секунд, но просьбу выполнил. Тон Охотника был несколько холодным, как и вода, которая стекала с его одежды и ботинок. Честер знал причину, по которой Дарелл сейчас был не в лучшем настроении. И, возможно, почему вообще не хотел его видеть. Но идти вампиру было некуда. А еще он собирался попросить прощения за свою вольность.
Оставшись в одном белье, Честер быстрым шагом пересек кабинет и остановился позади Охотника, едва касаясь его. В оконном отражении появилась вторая фигура, немного смазанная и чуть светлее первой, которая была на переднем плане.
- Я знаю, о чем ты думаешь, Дарелл… - начал Честер, но его грубо прервали.
- Знает он! Ни черта ты не знаешь! – взорвался Охотник, круто развернувшись к вампиру, скрестив руки на груди. – Это самый отвратительный план! Как тебе вообще такое в голову пришло? То ты сначала выступаешь яростно против Влада, затем отправляешься прямиком в его лапы. Каким-то чудом ты оказываешься цел и невредим, возвращаешься ко мне, и что я узнаю? Ты собираешься помочь Ему в осуществлении собственных планов! Чем ты думал вообще? О ком ты думаешь? Ты ведешь себя как последний эгоист. И как какая-то продажная задница, которая бегает от одного к другому – к тому, кто предложит больше!..
Честер внимательно смотрел в глаза Дарелла, обдумывая и запоминая каждое слово, тщательно взвешивая, ориентируясь на чувства самого Охотника. Для вампира Каин и Дарелл были похожи. Оба жаждали получить Ее только себе, выражая тем самым настоящий эгоизм. Оба кричали, выплескивали перед Ней все эмоции, а потом ждали прощения. Потому что Они знали, что получат его. Но отличие Дарелла в том, что он понимал, что за прощение нужно что-то сделать. Он его ждал, но мучился угрызениями совести. Охотник понимал и принимал свою вину – ему прощение даровать было легче. Но по-настоящему нуждался в нем всегда Каин. А прощать Его было всегда тяжело.
- Я просто не вижу решения в кровопролитии. Если я могу сохранить вас обоих, оставив в живых, я сделаю это, чего бы мне ни стоило, - тихо проговорил Честер, не сводя внимательного взгляда с лица Охотника. – Выбора нет, как бы сильно вы мне его не навязывали. Я не буду делать выбор, ясно? Вы оба важны для меня и друг для друга. Как только вы это поймете – проблем станет меньше. Очень просто заставить кого-то что-то сделать, навязать свою точку зрения или же сделать выбор за другого. Но всегда тяжело сделать это самому, а еще тяжелее – находить компромиссы. Почему всегда нужно выбирать? При должном усилии и усердии можно получить все. Не силой, не жестокостью.