Брейер, будучи на 14 лет старше Фрейда, был к тому времени известным исследователем и одним из самых модных врачей Вены. Достаточно сказать, что у него лечились вместе со своими домочадцами многие профессора медицинского факультета, включая записного антисемита Бильрота. Его гонорары были так высоки, что Брейер мог позволить себе работать не более трех-четырех часов в день, посвящая всё остальное время науке и семье.
Жил Брейер в огромной квартире, где было место и для большой, уютной, обставленной дорогой мебелью гостиной, и для лаборатории, и даже для клозета и ванной. Последняя в то время была в новинку. В доме Фрейдов, как и в большинстве других венских домов, в банный день огромную ванную доставляли в квартиру на извозчике, а за ней рабочие заносили ведра с горячей водой.
Но ведь дело было не только в ванной!
В доме Брейера чувствовалась та атмосфера достатка и стабильности, которых и в помине не было в доме Фрейдов. Просиживая вечера в квартире старшего друга, Фрейд мечтал о том, что когда-нибудь и он будет зарабатывать не меньше Брейера. Тогда, думал он, у него будут такие же роскошные апартаменты с ванной, и так же, как и Брейер, он сможет позволить себе время от времени выезжать вместе с женой в отпуск за границу, иметь свободное время для науки, отдыха, размышлений…
Словом, Зигмунд Фрейд затосковал по радостям семейной жизни, по самому что ни на есть банальному мещанскому счастью и достатку, но кто может осуждать его за это?!
Отношения между Фрейдом и Брейером то напоминали отношения ученика и учителя, то старшего и младшего брата. Брейер одалживал Фрейду деньги, не оговаривая никаких сроков их возврата; делился с ним наиболее интересными случаями из своей практики и порой брал с собой Зигмунда на вызовы, представляя как своего ассистента.
Именно Брейер и стал первым, кто озвучил для Фрейда мысль о сексуальной этиологии всех или большинства неврозов. «Когда я, еще молодой госпитальный врач, однажды гулял по городу, к нему подошел какой-то человек и хотел сейчас же поговорить с ним, — вспоминал Фрейд. — Я отстал немного, а когда Брейер освободился, он рассказал мне со своей дружелюбно наставнической манерой, что это муж одной пациентки дал ему о ней сведения. Женщина эта держит себя на людях столь вызывающе, что ее направили к нему для лечения как нервнобольную. Это всегда „тайны алькова“, — прибавил он в заключение. — Я с удивлением спросил, что он этим, собственно, хочет сказать, и он объяснил мне значение слова [„брачное ложе“], так как не мог понять, почему его мысль показалась мне такой странной»[62].
Это признание лишний раз доказывает, насколько молодой Зигмунд Фрейд был наивен и несведущ во всем, что касалось вопросов сексуальности, — и это притом что ему было тогда уже далеко за двадцать. Возможно, именно в этой наивности и невежестве и следует искать истоки его будущего учения: открытие силы либидо, роли сексуального влечения в жизни мужчин и женщин произвело ошеломляющее впечатление, прежде всего на него самого. В этом смысле он был подобен ребенку, впервые узнавшему, что Земля — круглая и вращается вокруг Солнца, и спешащего поделиться этой удивительной новостью со всеми знакомыми взрослыми.
Психоаналитик Елена Шпигнер, консультировавшая автора при редактировании этой книги, обратила мое внимание на то, что последний вывод явно вступает в противоречие с предложенным выше описанием детства Фрейда. Того самого, из которого он предстает весьма сексуально осведомленным ребенком. В то же время противоречие это, по ее мнению, отнюдь не неразрешимо. Напротив, из сделанного Фрейдом признания следует, что полученные им в детстве сексуальные травмы были вытеснены в бессознательное, но в тот момент, когда Брейер высказал эту мысль вслух, начался процесс осознания вытесненного, возникло ощущение открытия истины, которую он давно знал, но не мог (а точнее, страшился) выразить словами.
31 марта 1881 года Фрейд взял первый барьер на пути к карьере преуспевающего врача: на торжественной церемонии, в присутствии всех членов семьи Фрейд и их близких друзей (включая и семью Флюс, правда без Жизелы, которая незадолго до этого по-настоящему вышла замуж) он получил диплом доктора медицины.
Потом, разумеется, все отправились на торжественный обед в квартиру Фрейдов, поднимали тосты за «господина доктора», но сам Фрейд прекрасно понимал, что является врачом лишь номинально. Он слишком много времени уделял в университете чистой науке и слишком мало медицинской практике, чтобы немедленно заняться врачеванием. Он был кем угодно — зоологом, биологом, физиологом, но только не врачом!
62