Выбрать главу

Сам Фрейд оказался менее категоричен. Нам известно, что он рассматривал «Толкование сновидений» как часть самоанализа, а его письма к Флиссу изобилуют описаниями успехов и препятствий на пути непрерывного и безжалостного исследования себя. «Мой самоанализ прерван, – писал он другу в ноябре 1897 года. – И я теперь понял причину этого. Дело в том, что я могу анализировать самого себя, лишь пользуясь объективно полученными знаниями (как если бы я был посторонним)». Вывод безрадостен: «Подлинный самоанализ в действительности невозможен, иначе больше не было бы заболеваний». Тем не менее Фрейд позволил себе определенную непоследовательность, объяснить которую может лишь беспрецедентный характер его работы. В том же письме, в котором декларировалась невозможность подлинного самоанализа, он вспоминает, как перед летним отпуском говорил Флиссу: «Главный пациент, который меня занимает, – это я сам», а после путешествия внезапно начался самоанализ, которого прежде не было и следа. Позже Фрейд станет защищать самоанализ как способ для психоаналитика распознать и таким образом нейтрализовать собственные комплексы. Однако в то же время он будет настаивать, что психоанализ, проведенный другим, является гораздо более эффективным путем самопознания[58]. Любопытно, что Зигмунд Фрейд не приравнивал изучение самого себя к полному самоанализу. В своем известном труде «Психопатология обыденной жизни» он скромно отзывается о своих действиях, называя их самонаблюдением. В 1898 году, оглядываясь назад, Фрейд вспоминает: «…на сорок третьем году жизни начал уделять внимание остаткам воспоминаний моего детства». Это звучит менее строго, менее возвышенно и явно менее внушительно, чем «самоанализ».

Колебания Фрейда и его скромная многоречивость вполне уместны. Психоанализ, каким бы односторонним он ни был, – это всегда диалог. Психоаналитик, по большей части молчаливый партнер, предлагает толкования, до которых пациент предположительно не смог бы дойти сам. Если бы он мог это сделать, как утверждал Фрейд, то не было бы никаких неврозов. В то время как пациент, раздуваясь от гордости или придавленный чувством вины, искажает мир и свое место в нем, психоаналитик не хвалит его и ничего не комментирует, а лишь кратко отмечает, что рассказанное позволяет выработать терапевтический взгляд на реальность. И, вероятно, еще более важным – и невозможным при самоанализе – является тот факт, что психоаналитик, относительно анонимный, внимательный и пассивный, предлагает себя в качестве экрана, на который проецируются все страсти пациента, любовь и ненависть, привязанность и враждебность, надежды и тревоги. Этот перенос, от которого в значительной степени зависит лечебное воздействие процесса психоанализа, по определению является взаимодействием двух человеческих существ. Трудно представить, как при самоанализе можно воспроизвести регрессивную атмосферу, которую своим невидимым присутствием создает психоаналитик, а также его тон и долгое молчание… Другими словами, психоаналитик становится для пациента тем, кем стал для Фрейда Флисс, – вторым «Я». Как мог Фрейд, каким бы смелым или оригинальным он ни был, стать своим вторым «Я»?

В любом случае в конце 90-х годов XIX столетия Фрейд подверг себя самому тщательному самоанализу – всесторонней, глубокой и непрерывной переписи своих фрагментарных воспоминаний, тайных желаний и эмоций. Из дразнящих обрывков и кусочков он реконструировал фрагменты забытого детства и с помощью таких глубоко личных реконструкций, соединенных с его клиническим опытом, пытался очертить контуры человеческой личности. Для такой работы у него не было ни прецедента, ни учителей. Приходилось самому изобретать правила, прямо в процессе. По сравнению с анализировавшим самого себя Фрейдом большинство авторов подробных автобиографий, от святого Антония до Жан-Жака Руссо, независимо от глубины их догадок и искренности откровений, выглядят необыкновенно сдержанными. Об этом говорит и гипербола Эрнеста Джонса. Однако некоторые важные подробности самоанализа Фрейда остаются неясными. Вне всяких сомнений, он занимался самоанализом ежедневно, но посвящал ли Фрейд этому свободное время по вечерам или перерывы между приемом пациентов? А может, он погружался в глубокие, зачастую пугающие размышления во время послеобеденной прогулки, которую предпринимал, чтобы отдохнуть от обязанностей профессионального слушателя и купить сигары?

вернуться

58

 В 1935 году Фрейд убедительно напомнил психиатру Паулю Шильдеру, с которым сообщество психоаналитиков спорило по поводу обучения, что те психоаналитики первого поколения, которые сами не подвергались психоанализу, никогда этим не гордились. На самом деле, если представлялась возможность пройти процедуру психоанализа, это было сделано, – примером тому могут служить Джонс и Ференци. Говоря о себе, Фрейд предположил, что, возможно, имеет право претендовать на исключительное положение. (См.: Фрейд Шильдеру, 26 ноября 1935 года. Freud Collection, B4, LC.) Авт.