Предыдущие исследователи, такие как Мори, уже отмечали, что детские впечатления могут прокладывать себе путь в явное содержание снов взрослых. Повторяющиеся сны, впервые увиденные в детстве и возвращающиеся по прошествии многих лет, чтобы преследовать человека по ночам, являются еще одним свидетельством ловких проделок нашей памяти. Однако Фрейда по-настоящему интересовали только детский материал снов, скрытое содержание, которое могло быть выявлено лишь при помощи толкования сновидения. Причем интересовали настолько, что он посвятил этому целый раздел книги, иллюстрируя своими снами, снабженными подробными и в высшей степени интимными откровениями автобиографического характера. Фрейд был готов на собственном примере продемонстрировать, что человек «обнаруживает в сновидении ребенка, продолжающего жить своими импульсами». Именно на этих страницах он признается в своих амбициях, во всех болезненных подробностях, и рассказывает о бродячем поэте с Пратера, который предсказал ему великое политическое будущее. Здесь же Зигмунд Фрейд открывает свое давнее, мучительное и несбывшееся желание побывать в Риме.
Один из самых нескромных автобиографических снов, которые Фрейд проанализировал в «Толковании сновидений», – это часто цитируемый сон о графе Туне. В своем анализе Фрейд соединил подробный рассказ о событиях предшествующего дня, которые стали возбудителем сна, с еще более подробным толкованием. Дневные впечатления, послужившие основой для сна о графе Туне, показывают нам Фрейда в чрезвычайно несдержанном, почти агрессивном настроении. На Западном вокзале Вены, собираясь отправиться в отпуск в Аусзе, он встречает графа Туна, реакционного австрийского политика, который короткое время занимал должность премьер-министра, чрезвычайно надменного, и ему в голову приходят «смелые революционные мысли». Фрейд напевает арию главного героя из первого акта «Свадьбы Фигаро», в которой простолюдин отважно бросает вызов графу, а затем вспоминает об искрометной комедии Бомарше, послужившей основой для либретто Да Понте к опере Моцарта. Фрейд видел этот спектакль в Париже и очень к месту вспомнил о противостоянии Фигаро важному господину, который лишь потрудился родиться на свет, а кроме этого, похоже, не имел никаких достоинств[65].
Это был политик Фрейд, буржуа с либеральными взглядами, считавший себя не ниже любого графа. Однако при раскрытии движущих сил, стоящих за сном о графе Туне, когда он прослеживал сложные цепочки ассоциаций, Фрейд пришел к давно забытым эпизодам из детства. Они не имели такого яркого политического оттенка, как непосредственные возбудители сна, но составляли часть фундамента, на котором зиждились его политические убеждения, исполненные чувства собственного достоинства. Самым важным из этих эпизодов, о котором уже упоминалось, был случай, когда Фрейд в возрасте семи или восьми лет справил нужду в спальне родителей, и отец сказал, что из него ничего не выйдет. «Видимо, это было страшным ударом по моему самолюбию, – замечает Фрейд, – ибо намеки на эту сцену постоянно проявляются в моих снах и, как правило, связаны с перечислением моих успехов и достижений, словно я хочу этим сказать: «Видишь, из меня все-таки кое-что вышло».
Не каждый значимый источник сна нуждается в том, чтобы его прослеживали до самого детства. Сон о монографии по ботанике вызвал у Фрейда мысли о жене, которой он слишком редко покупал цветы, о собственной монографии, посвященной коке, о недавнем разговоре со своим другом доктором Кенигштайном, о сновидении об инъекции Ирме, о его амбициях как ученого, а также об одном дне много лет назад (ему было пять, а сестре еще не исполнилось трех), когда отец отдал им на растерзание книгу с цветными таблицами – эта радостная картина была единственной сохранившейся в его памяти с тех лет.
Охотясь в буйных джунглях детского опыта, Зигмунд Фрейд вернулся с удивительными трофеями. И ни один из них не был таким удивительным – или таким противоречивым? – как эдипов комплекс. Впервые эту важную идею он высказал Флиссу осенью 1897 года. Теперь, в «Толковании сновидений», Фрейд уточняет ее, хотя не использует название, под которым она вошла в историю психоанализа. Вошла и стала там главной. Он вводит эту идею, достаточно логично, в разделе типичных сновидений, среди которых серьезного комментария требует сон о смерти любимых людей. Соперничество братьев и сестер, напряженные отношения между матерями и дочерями или между отцами и сыновьями, желание смерти члену семьи – все это выглядит безнравственным и неестественным. Подобные отношения оскорбляют высоко ценимые официальные добродетели, но, как сухо констатирует Фрейд, их существование ни для кого не является секретом. Во всех этих тайных конфликтах присутствует эдипов комплекс, воплощенный в мифах, трагедиях и снах не меньше, чем в повседневной жизни. Он вытеснен в подсознание, но от этого стал еще более весомым. Эдипов комплекс, как впоследствии выразился Фрейд, есть «ядерный комплекс» неврозов. Однако, и он настаивал на этом с самого начала, «влюбленность в одного из родителей и ненависть к другому» не является монополией невротиков. Это жребий, хотя и незавидный, всех нормальных людей.
65
Фрейд цитирует слова арии: «Угодно графу в пляс пуститься – пусть граф распорядится, и я начну», однако он не упоминает о том, что мог иметь в виду и Генриха Гейне, одного из своих любимых сатириков. Гейне использовал эти строки в качестве эпиграфа к предисловию к «Луккским водам», едкой сатире на поэта графа Платена, гомосексуалиста, которого он считал своим врагом и центральной фигурой заговора против него.