Ежедневно отправляя пространные послания семье, Фрейд задавался вопросом, что же так долго удерживало его от этого необыкновенного удовольствия. В открытке жене, которую он писал 3 сентября в полдень, напротив Парфенона, Фрейд восклицал: «Значит, вот чего я боялся столько лет!» Он нашел Рим очаровательно жарким, а римский свет величественным. Нет нужды беспокоиться за него, уверял Фрейд жену два дня спустя. Жизнь, которую он ведет, «великолепна для работы и удовольствий, когда забываешь о себе и о других вещах». 6 сентября, снова из Рима, он сообщает в характерной телеграфной манере, не скрывая своей радости: «Сегодня днем несколько впечатлений, память об одном из которых сохранится на многие годы». Позже во время своих частых визитов в Италию он будет восхищаться красотами Венеции и пейзажами (но не людьми) в окрестностях Неаполя[75]. Но Рим, этот святой город, останется для него неоспоримым фаворитом. В письме к дочери Матильде из Рима во время одного из этих путешествий основатель психоанализа сообщал, что не хотел останавливаться во Фьезоле, милом местечке среди холмов над Флоренцией, потому что его тянет к суровой серьезности Рима. И действительно, «этот Рим необыкновенно удивительный город – что уже обнаружили многие».
Вскоре Зигмунд Фрейд воспользовался психологическими преимуществами, которые дало ему завоевание Рима. Его поездка была одновременно символом и инструментом большей внутренней свободы, знаком большей гибкости, возможности для социального и политического маневра; фактически она помогла ему выбраться из двусмысленного заточения, одновременно приятного и пугающего, из «чудесной изоляции». Осенью 1902 года в своей квартире на Берггассе, 19, Фрейд каждую среду начал встречаться с очень маленьким, но постоянно растущим кругом врачей – поначалу их было только пять человек – и несколькими заинтересованными непрофессионалами, которые под его неоспоримым председательством обсуждали истории болезни, теорию психоанализа и пробовали свои силы в психобиографии. По прошествии чуть более полугода, в феврале, Зигмунд Фрейд наконец получил звание профессора, к которому стремился столько лет и которое уже давно заслужил. С тех пор он навсегда обрел положение в обществе, внимание общественности, пылких поклонников и жаркие дискуссии.
Сложная история научной карьеры Фрейда проливает некоторый свет на пути продвижения по службе – одновременно запутанные и удобные – в Австро-Венгерской империи. Оригинальность не обязательно являлась преградой, а заслуги – необходимостью. Гарантировать карьерный рост могли только связи, которые носили название Protektion[76]. Фрейд был приват-доцентом – Privatdozent – с 1885 года. По прошествии долгих 12 лет, в феврале 1897-го, двое из его самых влиятельных старших коллег, Герман Нотнагель и Рихард Крафт-Эбинг, выдвинули его кандидатуру на должность внештатного профессора – Ausserordentlicher Professor. Эта должность ценилась в основном из-за престижа (и более высоких расценок на консультации), но не предполагала ни регулярного жалованья, ни членства в совете профессоров медицинского факультета. Тем не менее звание профессора, как откровенно признавался Фрейд, «в нашем обществе делает врача полубогом для его больных». Другие врачи из поколения Фрейда неуклонно поднимались в профессиональной иерархии, в то время как сам он оставался приват-доцентом. Комитет из семи человек, назначенный для его выдвижения, собрался в марте 1897 года и безоговорочно высказался в поддержку Фрейда. В июне медицинский факультет одобрил рекомендацию при 22 голосах за и 10 против. Министерство образования никак не отреагировало.
Фрейд молча наблюдал, как год за годом ему отказывают в продвижении по службе. Он не хотел ступать на «скользкий склон», привлекая сторонников, которые могли бы задействовать свои связи в высших бюрократических кругах. Австрийская система Protektion вызывала у него отвращение. Зигмунд Фрейд не считал, что находится в отчаянном положении и не сможет обойтись без профессорского звания. Как бы то ни было, он его заслужил; объемные монографии об афазии и детском церебральном параличе, одна опубликованная в 1891-м, а вторая шестью годами позже, были убедительной демонстрацией его компетенции в самых традиционных областях медицины. Но профессорского звания Фрейд не получил ни в 1897-м, ни в 1898-м, ни в 1899-м, ни даже в 1900 году, когда император Франц Иосиф своим указом одобрил несколько предложенных кандидатур. Затем, в конце 1901-го, Фрейд переменил свое мнение. К отвращению добавилось чувство вины, но он перешел к активным действиям. Результат оказался быстрым и эффектным: 22 февраля 1902 года монарх подписал указ о присвоении Фрейду звания внештатного профессора. Это было радостное событие для всей семьи. Сестра Фрейда Мария сразу написала в Манчестер, и их сводный брат Филипп в ответном письме выразил радость по поводу хорошей новости, касающейся «нашего любимого брата Сигизмунда», и попросил сообщить подробности о его продвижении по службе.
75
1 сентября 1902 года Фрейд отправил жене открытку из Неаполя, в которой высоко оценивал живописное расположение города, особенно красивый вид на Везувий. Однако, прибавлял он, «люди здесь неприятные, похожие на галерных рабов. Шум и грязь тут как в Средневековье. И помимо прочего, невыносимо жарко» (Музей Фрейда, Лондон).