Интересно, что юношеские восторги Фрейда распространяются не только на исторических героев, но и на отдельные литературные произведения и их авторов. Получив в подарок на свой тринадцатый или четырнадцатый день рождения полное собрание сочинений Людвига Берна, он прочитал его "с большим восторгом" и был "очарован", по его словам, этим еврейским писателем, выступившим против Наполеона и реакционных режимов в Германии. Джонс характеризует его , мы подчеркиваем это, как "идеалиста, поборника свободы, лояльности, справедливости и искренности, всегда противника авторитарности". "Я должен прочитать для себя, - пишет он в письме от 17 марта 1873 года своему другу детства Эмилю Флюссу, - многих греческих и латинских классиков, среди которых "Царь Эдип" Софокла. Не прочитав всего этого, вы теряете нечто удивительное...". Восторженность Фрейда от чтения Вергилия и, особенно, Софокла имела свою пользу: по счастливой случайности при сдаче экзаменов на звание бакалавра ему достается уже известный отрывок из Вергилия, а также тридцать три строфы из греческого варианта "Царя Эдипа", с которыми он тоже был хорошо знаком. Он блестяще выдержал экзамен в 1873 году, закончив таким образом свою достойную уважения школьную карьеру под счастливым знаком Эдипа - того Эдипа, который значительно позднее, после длительной научной прелюдии "доаналитического периода", положит начало его чудесной психоаналитической карьере.
"Старое доброе доаналитическое время" (1873-1897)
Получив степень бакалавра, юный Зигмунд колеблется в выборе своего пути. Его живо интересует и притягивает политика. В лицее его связывала дружба ("мы быстро стали неразлучными друзьями") с Генрихом Брауном, "личностью" широкого размаха, который в 1883 году станет основателем, вместе с Каутским и Либкнехтом "Die Neue Zeit" ("Новое время"), органа немецкой социал-демократической партии, и одним из самых блестящих руководителей социал-демократии. Под его влиянием Фрейд мечтает изучать право, но быстро оставляет этот замысел. По его словам, им "скорее двигала некая жажда познания", ориентировавшая на чисто научную деятельность, биологию. Тень великого Дарвина реяла над влечениями Фрейда, который, однако, как это ни странно, импульс для своего решения получил со стороны Гете: "Услышав, как читают, - пишет он в "Моей жизни", - ...прекрасное эссе Гете "Природа", я решил записаться на медицинский факультет". Странное раздвоение, которое сразу поставило взаимоотношения Фрейда с медициной в своеобразное и несколько смещенное положение; они постоянно претерпевали неожиданные повороты и изменения.
"Прекрасное эссе Гете", напоминает Анзье, "сейчас приписывают Тоблеру, швейцарскому другу Гете". "Когда читаешь это эссе, - продолжает он, - поражает его дифирамбический тон и обильное использование романтических метафор, характеризующих Природу как великодушную, всеведущую, всемогущую мать, которая дает своим любимым детям (отголосок фаустовской темы) привилегию идти на поиск своих секретов". Для понимания всей тонкости и многонаправленности фрейдистской мысли чрезвычайно важно подчеркнуть присутствие во всех трудах Фрейда основополагающего образа Матери-Природы. Но не перекроет ли миф о матери обычного для него рационального подхода? Рассматриваемое в качестве одного из источников либидо косвенное влечение к матери выполняет у Фрейда важную экзистенциалистскую и социальную функцию. Здесь стоит вспомнить утонченно выявленное влечение "к матери" во время знаменитого путешествия из Лейпцига в Вену, ставшее действительно прорывом в область неизведанного. В Университете Фрейд в еще большей степени столкнулся с обстановкой явной или скрытой враждебности, которую он уже испытал в школьные годы и которая привела к формированию у него позиции спорщика, борца-одиночки и конкистадора.
В письме к Марте от 2 февраля 1886 года он пишет: "Никто не подумает этого, глядя на меня, но уже в школе я был среди самых смелых оппозиционеров; я был всегда тут как тут, когда речь шла о защите какой-то крайней идеи и, как правило, был готов многим заплатить за нее". Ему не раз представится повод прекрасно доказать это впоследствии. В Университете соединение антисемитизма с духом карьеризма, присущего университетской системе, отточило одновременно его волю к борьбе и врожденное отвращение к конформизму. "Следствием моих первых университетских впечатлений, - вспоминает он в "Моей жизни", - очень важным впоследствии, стало то, что я рано привык находиться в оппозиции и испытывать отчуждение "сплоченного большинства". В период своей университетской карьеры Фрейд не переставал сталкиваться с запретами и препонами, которые заставляли его в конце концов отказаться от занятия своими научными изысканиями в академических рамках. Несмотря на многочисленные прошения и серию первоклассных трудов, принесших ему мировую известность, лишь в 1902 году по решению императора ему была присвоена ученая степень помощника профессора. Звания профессора он так и не получил.