бю взяли себе за правило демонстрировать свой протест против некоторой вольности нравов обитателей третьего этажа тем, что переставали подавать им руку, когда расходились после обеда.
— Да, это она,— сказала фру фон Кассэ и любовно поглядела на свои колени.
— Кто? — как всегда, с полуотсутствующим видом спросила фру Кант, выходя из спальни.
— Она была в кашемировом платье,— сказала Лис-си, которая уже снова сосредоточилась на невесте.
— Хотела бы я знать, будут ли сегодня там танцы? — спросила фру Кант.
Это интересовало ее больше всего: она так любила, когда в доме звучала веселая музыка.
Лисси ей ответила, но, как всегда, невпопад,— это была особенность сестриц.
— Да, все они были в закрытых платьях.
Фру Кассэ бросила сухо, поднимая глаза от пасьянса:
— Невеста и должна быть в закрытом платье.
— Почему же? — спросили обе сестры вместе и вытянули шеи,— они всегда вытягивали шеи, когда задавали вопрос.
— Потому, что это умнее,— ответила фру Кассэ и Окинула сестриц колючим взглядом своих серых глаз.
— Да,— согласилась фру Кант, которая уже снова присела на диване,—но я охотно поглядела бы на красивую шейку.
Сестрицы молчали — тихий ангел пролетел по комнате. Потом обе бессмысленно захихикали, и Эмми села за рояль, чтобы, пока нет дома фрекен Кайи, украсть лишние полчаса для гамм.
Эмми уже играла, когда Арне Оули прошел через столовую и сказал по-норвежски: «Добрый вечер».
Он всегда ходил, опустив плечи, словно согнувшись под тяжестью своего молодого тела. В гостиной он тихо сел в углу и прикрыл глаза рукой. Так он мог сидеть часами, слушая скверную игру фрекен Эмми.
Эмми продолжала играть, а дверь поминутно отворялась, и кто-то всовывал голову в гостиную, чтобы выяснить, что там происходит.
— Да, что-то прохладно становится, дитя мое,— сказала фру Кант, повернувшись к Лисси, которая встала и подошла к печке. Двери здесь вечно стояли нарас-
пашку, поэтому в общих комнатах пансиона было немногим теплее, чем зимой на базарной площади.
Фру Кассэ смешала карты и беспокойно заерзала на стуле.
— Теперь ваша очередь, господин Оули,—сказала она и уставилась на норвежца. Глаза ее блестели.
Рука Оули медленно соскользнула со лба.
— Да,— сказал он и встал. Казалось, что он все, решительно все делал через силу: пересесть с места на место или задать вопрос стоило ему величайших усилий.
— Да,— повторил он, словно очнувшись от своих грез,— теперь вы мне расскажете что-нибудь про мою жизнь.
Лисси, которая вязала кружева,— сестрицы, видно, намеревались носить только кружевное белье,— выпалила с присущим ей даром вдруг изрекать весьма странные афоризмы:
— Фру Кассэ, как вы, наверно, жизнь хорошо знаете!
А фру Кант уже прошла, на цыпочках, легко ступая в столовую и, мурлыча себе что-то под нос, ладоныо стряхивала на пол крошки с обеденного стола.
Потом фру Кант все той же танцующей походкой проследовала на кухню, где Евгения мылась в свое удовольствие, опустив руки в лохань. Она всегда пользовалась уходом фрекен Кайи за покупками, чтобы детально заняться своим туалетом, и при этом выливала себе на голову не одну бутылку бриллиантина. А фру Кант все сновала между кухней и чуланом, то тут, то там подъедая остатки. Она любила подкрепиться вот так, между делом, и никогда не отказывала себе в этой маленькой радости.
Евгения вытерла мыльные руки и стала жаловаться на фрекен Кайю.
— Постыдилась бы хоть людей, ведь догадывается, что говорят о ней в доме,— закончила она свою речь и вы-лила воду из лохани.
Фру Кант терпеливо ее выслушала.
— Ты же знаешь фрекен Кайю, Евгения!
Фру Кант была добрым гением в доме, она всех примиряла и никогда не защищала дочь.
— Здесь и так многое приходится терпеть, уж поверьте мне, фру Кант,—сказала Евгения.— На третьем этаже держи ухо востро, с чем только не пристают наши новые жильцы, там такого наслышишься!
Тут на кухню вихрем влетели гимназисты и басом сообщили, что товарищ пригласил их на вечер играть в карты.
— Хорошо,— сказала фру Кант,— только убегайте поскорей, пока не вернулась фрекен Кайя.
Фрекен Кайя шла по улице торопливым шагом, ничего не слыша и не видя вокруг. На тротуарах царило большое оживление, люди были в светлом по случаю праздника, но все это не привлекало ее внимания. В рыбной лавке несколько служанок торговались с приказчиком, господином Ганзеном, который вышагивал по мокрому полу в деревянных башмаках.
Одна из девушек задрала юбку чуть ли не до пупа, чтобы все увидели ее длинные черные чулки, и, криво усмехнувшись, сказала, поклонившись фрекен Кайе: