— Смилла.
Я прошла мимо него на расстоянии метра, не заметив. Это Тёрк. Он ждал меня. Он так нежно позвал меня. Как тогда по телефону, в последнюю ночь в моей квартире.
Он один. Без саней и без багажа. Сидя здесь, он представляет собой живописное зрелище. Желтые сапоги. Красная куртка, отбрасывающая красные блики на лежащий вокруг него снег. Бирюзовая повязка на светлых волосах.
— Я знал, что ты придешь. Но я не знал как. Я видел, как ты шла по воде.
Как будто мы всю жизнь были друзьями, но вынуждены были скрывать это от окружающего мира.
— По льду.
— А до этого ты проходила через закрытые двери.
— У меня был ключ.
Он качает головой:
— С людьми, у которых есть внутренние резервы, всегда происходят настоящие события. Это похоже на случайности. Но они возникают из необходимости. Катя и Ральф хотели остановить тебя еще в Копенгагене. Но я увидел в этом для нас дополнительные возможности. Ты укажешь нам на то, что мы упустили. Что упустили Винг и Лойен. Что всегда упускают.
Он протягивает мне страховочные ремни. Я надеваю их и застегиваю спереди.
— А «Северное сияние», — говорю я, — пожар на нем?
— Лихт позвонил Кате, когда получил пленку. Он пытался вытянуть из нее деньги. Нам надо было что-то предпринять. В том, что тут оказалась замешана ты, была моя ошибка. Я предоставил это Морису и Верлену. А Верлен испытывает примитивную ненависть к женщинам.
Он протягивает мне конец веревки. Я делаю узел-восьмерку. Он дает мне короткий ледоруб.
Он идет впереди. В руках у него длинная, тонкая палка. С ее помощью он проверяет поверхность на предмет трещин. Отойдя на расстояние пятнадцати метров, он начинает говорить. Блестящие стены вокруг создают резкую и вместе с тем интимную акустику, как будто мы с ним вдвоем находимся в одной ванне.
— Я, конечно же, прочитал то, что ты написала. Такая тяга ко льду наводит на размышления.
Он вбивает ледоруб в снег, оборачивает вокруг него веревку и осторожно выбирает ее, пока я поднимаюсь к нему. Когда я оказываюсь рядом с ним, он начинает говорить снова:
— Что бы сказали специалисты об этом глетчере?
Мы оглядываемся по сторонам в надвигающейся тьме. На этот вопрос трудно ответить.
— Специалисты не знают, что и сказать. Если бы он имел площадь в десять раз больше, он мог бы быть классифицирован как очень маленький ледяной купол. Если бы он находился ниже, они сказали бы, что это боту-глетчер. Если бы течение и ветер здесь были немного другими, то выветривание, эрозия за один месяц так бы его уменьшили, что специалисты сказали бы, что никакого глетчера вовсе нет, а есть лишь остров, на котором лежит немного снега. Его нельзя классифицировать.
Я снова оказываюсь рядом с ним, он протягивает мне веревку, я остаюсь на месте, он поднимается. Обычно его движения быстры и методичны, но лед придает им некую неуверенность, как и бывает со всеми европейцами. Он походит на слепого, привыкшего к своей слепоте, прекрасно умеющего пользоваться палкой, но все же слепого.
— Меня всегда занимало, насколько ограничены возможности науки что-либо объяснить. Возьмем, к примеру, мою собственную область — биологию, опирающуюся на зоологическую и ботаническую системы классификации, которые развалились. Как наука она более не имеет фундамента. Что ты думаешь о переменах?
Он задает этот вопрос без всякого перехода. Я следую за ним, он вытягивает двойную веревку наверх. Мы связаны пуповиной, словно мать и ребенок.
— Считается, что они вносят разнообразие, — говорю я.
Он протягивает мне свой термос. Я делаю глоток. Горячий чай с лимоном. Он наклоняется. На снегу лежат несколько темных зерен — раскрошенных камней.
— Четыре и шесть десятых на десять в девятой степени. Четыре и шесть десятых миллиарда лет. Тогда Солнечная система начала приобретать современный вид. Проблема геологической истории Земли состоит в том, что ее невозможно изучать. Не осталось никаких следов. Потому что с тех пор, со дней Творения, камни вроде этих преобразовывались несчетное число раз. То же самое можно сказать про лед вокруг нас, воздух, воду. Их происхождение нельзя больше проследить. На Земле нет веществ, которые сохранили бы свою первичную форму. Именно поэтому метеориты представляют интерес. Они попадают к нам извне, они не подвергались тем преобразованиям, которые Лавлок описал в своей теории о Гее. Они по своей природе уходят корнями ко времени образования Солнечной системы. Да и состоят они, как правило, из первых элементов Вселенной. Железа, никеля, силикатов. Ты читаешь художественную литературу?