Рядом с его стулом стоит кактус, напоминающий по форме цветущий пень. Из зеленого, неуклюжего, безжизненного колючего растения вырастает вспышка пурпурного и оранжевого.
— На следующее утро после того, как привезли мальчика, у нас была запарка. Пьяные за рулем, застолья на службе по случаю приближающегося Рождества. Каждый день в четыре часа полиция хочет иметь протокол, черт возьми. И в восемь я начинаю осматривать мальчика. У вас не очень слабые нервы? У нас ведь существуют свои правила. Проводится внешний осмотр тела. Мы смотрим, нет ли клеток эпидермиса под ногтями, спермы в прямой кишке, а потом вскрываем и смотрим внутренние органы.
— Полиция присутствует?
— Только в исключительных случаях, например если имеются серьезные основания предполагать убийство. Не в подобном случае. Здесь все было стандартно. На нем были брюки из водоотталкивающей ткани. Я рассматриваю их и думаю про себя, что это вообще не самая подходящая одежда для прыжков в длину. У меня есть одна маленькая хитрость. Из тех, которые со временем появляются у каждого профессионала. Я засовываю горящую электрическую лампочку в штанины. Штаны из магазина «Хелле Хансен». Добротная вещь. Сам такие ношу, когда работаю в саду. Но на штанине на уровне бедра перфорация. Я осматриваю мальчика. Чистая рутина. И обнаруживаю на теле маленькое отверстие. Мне бы следовало заметить его при внешнем осмотре, я вам честно говорю, но что уж там, все мы люди. Тут я задумываюсь. Потому что никакого кровотечения не было, и ткани не сократились. Вы понимаете, что это значит?
— Нет, — говорю я.
— Это значит, что как бы там это отверстие ни появилось, но случилось это после того, как его сердце перестало биться. Тогда я смотрю внимательнее на одежду. По краям отверстия виден след, и тут меня осеняет. Я беру иглу для биопсии. Такая полая канюля, очень большая, которая насаживается на ручку и загоняется в ткань, чтобы взять пробу. Подобно тому, как геологи берут пробы почвы. Широко используется в институте Августа Крога спортивными врачами. И она подходит. Черт побери. Ободок на штанине мог появиться, потому что кто-то торопился и загнал ее со всей силой.
Он наклоняется ко мне:
— Готов поклясться, что кто-то брал у него биопсию мышц.
— Врач скорой помощи?
— Я тоже так подумал. Это было, черт возьми, совершенно ни к чему, но кто же еще? Поэтому я звоню, чтобы узнать. Говорю с шофером. И с врачом. И с тем из наших сотрудников, кто принимал тело. Они клянутся и божатся, что ничего подобного не делали.
— Почему Лойен не рассказал мне об этом?
В первую минуту он хочет объяснить мне это. Потом доверительность между нами исчезает.
— Это, наверное, случайность.
Он выключает лампы. Мы сидим, окруженные ночью со всех сторон. Теперь уже заметно, что, несмотря ни на что, появился все-таки какой-то дневной свет. Наступает тишина. Дом беззвучно глотает воздух, чтобы отдышаться перед следующим армагеддоном.
Я прохожу по узким дорожкам. В кактусах есть какое-то упрямство. Солнце не хочет, чтобы они росли, ветер пустыни не хочет, чтобы они росли, засуха не хочет, ночные заморозки не хотят. И все равно они пробиваются наверх. Они ощетиниваются своими колючками, прячась за своей плотной оболочкой. И не сдаются ни на миллиметр. Я чувствую к ним симпатию.
Лагерманн похож на свои растения. Может быть, именно поэтому он и собирает кактусы. Не зная истории его жизни, я догадываюсь, что ему, чтобы выбраться к свету, пришлось пробиваться через несколько кубических метров камней.
Мы стоим у грядки с зелеными морскими ежами, которые выглядят так, словно побывали под дождем из хлопчатобумажной ваты.
— Pilocereus Senilis, — говорит он.
Рядом несколько горшков с более мелкими, зелеными и фиолетовыми растениями.
— Мескалин. Даже в известных местах — скажем, в Ботаническом саду в Мехико, в музее кактусов Сезар Мандрик в Лансароте — их не больше, чем у меня. Маленький кусочек мозга — и тебе более чем достаточно. Больше ничего и не надо. Я здравомыслящий человек. Рационалист. Мы обследуем мозг. Отрезаем кусочек. После этого ассистент ставит черепную коробку на место и натягивает кожу. Ничего не заметно. Я тысячу раз видел мозг. Нет в нем ничего мистического. Все это чистая химия. Главное, чтобы было достаточно информации. Как вы думаете, почему он побежал на эту крышу?