Въ Этот самый вечеръ, Марк получилъ записку отъ леди Лофтон, приглашавшую его зайдти къ ней на слѣдующее утро. Онъ отправился въ Фремле-Кортъ тотчасъ послѣ завтрака. Легко себѣ представить, что онъ был не въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, но онъ чувствовалъ истину замѣчанія Фанни, что въ холодную воду гораздо лучше окунуться сразу. Онъ зналъ, что леди Лофтон не способна безпрестанно попрекать его, какъ бы холодно она его ни встрѣтила сперва. Онъ всячески старался казаться спокойнымъ, и войдя къ ней въ комнату, съ обычною непринужденностью протянуть ей руку; но онъ самъ чувствовалъ, что ему не удалось это. Да и то сказать, хорошій человѣкъ, которому случилось ошибиться или завлечься, не можетъ без смущенія вспомнить о своей ошибкѣ. Кто на это способенъ, тотъ уже не заслуживаетъ названія хорошаго человѣка.
-- Какое непріятное вышло у васъ дѣло, сказала леди Лофтон послѣ первыхъ привѣтствій.
-- Да, отвѣчалъ онъ,-- жаль бѣдной Фанни.
-- Что жь дѣлать! Съ кѣмъ из насъ не бываетъ подобныхъ огорченій? Мы должны благодарить Бога, если съ нами чего-нибудь хуже не случается. Фанни, конечно, жаловаться не станетъ.
-- Она, жаловаться!
-- Нѣтъ, я знаю, что она на это не способна. Но теперь я вамъ вотъ что скажу, мистеръ Робартс: надѣюсь, что ни вы, ни Лудовикъ никогда ужь больше не станете связываться съ разными плутами: я должна вамъ откровенно сказать, что бывшій вашъ пріятель, мистеръ Соверби, ничего больше какъ плутъ.
Марк не могъ не почувствовать той деликатности, съ которою леди Лофтон связала его имя съ именемъ сына. Это уничтожило всю горечь упрека, и дало Марку возможность без замѣшательства говорить съ ней объ этомъ предметѣ. Но видя ея снисходительность и кротость, онъ еще строже сталъ осуждать себя.
-- Я знаю, что я поступилъ безразсудно, сказалъ онъ,-- и безразсудно, и непростительно во всех отношеніяхъ.
-- Сказать вамъ по совѣсти, я сама нахожу, что вы поступили довольно безразсудно, мистеръ Робартс, но больше ни въ чемъ нельзя упрекнуть васъ. Мнѣ казалось, лучше теперь откровенно объясниться объ этомъ, чтобы впередъ уже не было объ этомъ помину.
-- Да благословитъ васъ Господь, леди Лофтон, сказалъ онъ:-- немногимъ суждено счастіе имѣть такого друга какъ вы.
Во все время этого разговора она была какъ-то особенно тиха, почти печальна, и говорила без обычнаго оживленія: ей въ Этот день предстояло еще другое, более затруднительное объясненіе. Но послѣднія слова Марка несколько развеселили ее: такого рода похвала была всего пріятнѣе ея сердцу. Она гордилась тѣмъ, что она вѣрный и неизмѣнный другъ.
-- Въ такомъ случаѣ вы должны исполнить мою дружескую просьбу и отобѣдать у меня сегодня; и Фанни также, разумѣется. Я никакихъ отговорокъ не принимаю, и считаю это дѣломъ рѣшенымъ. Я имѣю особыя причины желать видѣть васъ у себя сегодня, договорила она торопливо, усмотрѣвъ на лицѣ священника нѣчто похожее на отказъ.
Бѣдная леди Лофтон! Ея враги,-- вѣдь и у нея были враги,-- обыкновенно говорили, что приглашеніе къ обѣду было у ней единственнымъ способомъ выражать свое благоволеніе. Но я осмѣлюсь спросить этихъ недоброжелателей: чѣмъ же Этот способъ хуже всякаго другаго? При такихъ обстоятельствахъ, Марк не могъ, конечно, ослушаться ея, и обѣщался придти къ обѣду вмѣстѣ съ женой. Когда онъ ушелъ, леди Лофтон велѣла подавать себѣ карету.
Между тѣмъ какъ все это происходило въ Фремлеѣ, Люси все еще оставалась въ Гоггльстокѣ и ухаживала за мистриссъ Кролей. Оказалось, что ей не зачѣмъ было спѣшить своимъ возвращеніемъ, потому что то же самое письмо, въ которомъ Фанни увѣдомляла ее о нашествіи Филистимлянъ, извѣщало ее также о томъ, какъ и кѣмъ они были удалены.-- "И потому, писала Фанни, тебѣ нѣтъ надобности пріѣзжать по этому случаю. А все-таки пріѣзжай къ намъ какъ можно скорѣе; у насъ въ домѣ грустно без тебя."