Къ тому же всѣ знали, что мистеръ Соверби очень бѣдный человѣкъ съ очень-большимъ помѣстьемъ. Онъ, какъ говорили, истратилъ много на выборы, и еще более проигралъ въ карты. Бдльшая часть его имѣнія уже перешла во владѣніе герцога, который поставилъ себѣ за правило скупать всѣ земли, поступавшія въ продажу въ околоткѣ. Его враги говорили даже, что онъ способенъ развращать молодыхъ людей для того только, чтобъ они, раззорившмсь, продали ему свои барсетширскія имѣнія. Что, еслибъ -- о ужасъ!-- ему удалось завладѣть такимъ образомъ заповѣдными фремлейскими полями! Неудивительно, что леди Лофтон не жаловала Чальдикотса.
Чальдикотская клика, какъ говаривала леди Лофтон, была во всемъ противуположностью тому, чѣмъ, по ея мнѣнію, должно быть хорошее общество. Она любила людей веселыхъ, спокойныхъ, добрыхъ, преданныхъ церкви, отечеству и королевѣ, и не хлопотавшихъ о томъ, чтобы поднимать о себѣ шумъ въ свѣтѣ. Она желала, чтобы всѣ фермеры въ окрестностяхъ были въ силахъ платить свои ренты без отягощенія, чтобы всѣ старухи были снабжены теплыми фланелевыми юпками, чтобы работники были избавлены отъ ревматизмовъ здоровою пищей и сухими жилищами, и чтобъ они слушались авторитета -- духовнаго и свѣтскаго. Это она считала любовью къ родинѣ. Она желала также, чтобы парки были наполнены фазанами, поля куропатками, а лѣса лисицами. И въ этомъ сказывалась у ней любовь къ родинѣ. Она пламенно желала, во время крымской войны, чтобы Русскихъ побили, но не Французы, независимо отъ Англичанъ, какъ, по ея мнѣнію, случалось слишкомъ часто, и, если можно, не Англичане подъ диктаторствомъ лорда Пальмерстона. Въ сущности, она перестала вѣрить въ успѣхъ этой войны послѣ паденія лорда Абердина. Вотъ, еслибы на его мѣсто поступилъ лордъ Дерби, тогда было бы другое дѣло!
Но обратимся къ Чальдикотскому кружку. По правдѣ сказать, въ немъ не было ничего особенно опаснаго; потому что если мистеръ Соверби въ самомъ дѣлѣ предавался какимъ-нибудь холостымъ злодѣйствамъ, то это было въ Лондонѣ, а не въ деревнѣ. Собственно самый вредный злодѣй въ этомъ кружкѣ был мистеръ Гарольдъ Смитъ, или, быть-можетъ, его жена. Онъ также был членомъ парламента, и, по мнѣнію многихъ, человѣкомъ съ будущимъ. Его отец въ продолженіи многихъ лѣтъ был виднымъ дебетеромъ въ палатѣ, и не разъ занималъ важныя должности. Гарольдъ съ раннихъ лѣтъ сталъ готовить себя въ министры, и если усиленная работа можетъ обезпечить успѣхъ такого стремленія, онъ рано или поздно долженъ был достичь своей цѣли. Уже онъ не разъ занималъ второстепенныя должности при министерствѣ, был при казначействѣ, и въ продолженіи мѣсяца или двухъ, при адмиралтействѣ, и удивлялъ оффиціяльный людъ своею дѣятельностію. Упомянутые два мѣсяца случились въ министерство лорда Абердина, при паденіи котораго онъ долженъ был подать въ отставку. Онъ был младшимъ сыномъ, и имел лишь незначительное состояніе. Поэтому ему было необходимо заниматься политикой, какъ ремесломъ. Онъ еще въ очень молодыхъ лѣтахъ женился на сестрѣ мистера Соверби; и такъ какъ эта дама была шестью или семью годами старше его, и принесла ему съ собою лишь небольшое приданое, то многіе полагали, что въ этомъ случаѣ мистеръ Гарольдъ Смитъ поступилъ неосмотрительно. Мистеръ Гарольдъ Смитъ лично не был любимъ ни одною партіей, хотя многіе считали его чрезвычайно полезнымъ человѣкомъ. Онъ был трудолюбивъ, ученъ и, въ существенныхъ отношеніяхъ, честенъ. Но онъ был самодоволенъ, говорливъ и напыщенъ.
Мистриссъ Гарольдъ Смитъ во всемъ была противоположностью своего супруга. Она была умная, веселая женщина, недурная собою для своих лѣтъ -- а ей было уже за сорокъ,-- умѣла цѣнить всякую выгоду, наслаждаться всякимъ удовольствіемъ. Она не была ни трудолюбива, ни учена, можетъ-быть не во всемъ отличалась политическою честностію -- какая женщина когда-нибудь вполнѣ постигала внутреннюю необходимость и внѣшнія выгоды политической честности?-- но она не была ни натянута, ни напыщенна, и если была самонадѣянна, то не показывала этого. Относительно своего мужа, она была женщина разочарованная; потому что она вышла за него въ предположеніи, что онъ сдѣлается виднымъ политическимъ дѣятелемъ, и надежды этой до тѣхъ поръ мистеръ Гарольдъ Смитъ вполнѣ не оправдалъ.
Леди Лофтон, когда она говорила о чадьдикотскомъ кружкѣ, мысленно включала въ него и епископа барчестерскаго, его жену и дочь. Принявъ въ соображеніе, что епископъ Проуди был, без всякаго сомнѣнія, человѣкъ поглощенный религіозными чувствами и интересами, и что мистеръ Соверби не имел ровно никакихъ отношеній къ религіи, можно было бы подумать, что не было никакихъ поводовъ къ сближенію между этими двумя лицами; но мистриссъ Проуди и мистриссъ Гарольдъ Смитъ были связаны дружбой, продолжавшеюся съ самаго того время, какъ Проуди сталъ управлять эпархіею, то есть лѣтъ пять; и поэтому епископа возили въ Чальдикотсъ каждый разъ, какъ мистриссъ Смитъ пріѣзжала въ гости къ своему брату. Мистера Проуди никакъ нельзя было назвать верхне-церковнымъ прелатомъ, и леди Лофтон никогда не могла простить ему его назначенія въ ея эпархію. Она питала глубокое инстинктивное уваженіе къ епископскому сану; но о самомъ епископѣ Проуди она едва ли была лучшаго мнѣнія чѣмъ о мистерѣ Соверби, или объ этомъ злокозненномъ герцогѣ Омніумѣ. Каждый разъ, какъ мистеръ Робартс, чтобъ объяснить какую-нибудь отлучку, говорилъ, что будетъ имѣть удовольствіе видѣться съ епископомъ, нижняя губа леди Лофтон презрительно передергивалась. Она не могла прямо высказать, что епископъ Проуди -- нельзя же было назвать его иначе, какъ епископомъ -- по ея мнѣнію был плохъ: но этимъ передергиваніемъ губъ она давала понять тѣмъ, кто зналъ ее, что таково въ сущности было ея убѣжденіе.