Я отвечаю так серьезно, как могу:
— Ну, у Ника есть деньги. Много. У меня проблемы сейчас, и мне нужны деньги. Очень нужны. — Пожимаю плечами и закатываю глаза: — Ник любит меня. Он даст мне все, что я хочу. Мне просто нужно привязать его к себе сильнее.
Глаза Омара расширяются, и он повторяет:
— У Ника есть деньги. Много.
Я киваю и улыбаюсь в знак согласия.
Омар улыбается и берет пиво из моих рук, чокается с моим и произносит тост:
— За манипулирующих сучек!
О, боже мой, сработало!
Я преодолеваю свою неприязнь и говорю:
— Ты чертовски хорош, Омар. Но я не могу иметь всё сразу, малыш. Если ты хочешь меня, тебе придется ждать своей очереди. Ты меня понял?
Омар торжественно кивает и произносит:
— Это отстой. Мне жаль, детка. Я знаю, что облажался перед тобой, но я хочу тебя. Не только из-за Ника. Просто хочу тебя.
Он поворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо и говорит:
— Я не уверен, смогу ли ждать тебя, мами (прим. ред. с исп. Красотка). Я хочу тебя сейчас.
Он наклоняется вперед, и я просто знаю, что он пытается поцеловать меня. В самую последнюю секунду, я поворачиваю голову, и он целует меня в щеку.
Разочарование появляется на его лице, поэтому я быстро качаю головой и лгу:
— Дорогой, я еще не закончила с ним. Я не могу отвлекаться. Такое случалось со мной раньше, и я теряла, то к чему стремилась. По-крупному. Я не позволю этому случиться снова.
Я кладу руку ему на грудь и поправляю его воротник:
— Теперь ты собираешься оставить Ника в покое или нет?
Омар не выглядит счастливым, но кивает.
Ура!
Я скольжу рукой до его челюсти, придвигаюсь ближе и медленно целую его в щеку. Шепчу:
— Спасибо, дорогой. Ты не пожалеешь об этом. — Его глаза закрыты, когда я отодвигаюсь от него.
Он быстро открывает глаза и говорит:
— Ты спрашивала его о Mаркусе?
Я киваю, надуваю губы и отвечаю:
— Да. Мне так жаль, малыш. Я не знала, что Ник убил твоего брата. Это ужасно, что ты прошел через это. Я не могу поверить, что твой дядя не отомстил Нику. Как будто он отгородился от убийства. Что случилось? — я звучу почти с искренним любопытством. Надеюсь, что он откроется мне.
В глазах Омара появляется жесткость, и он отвечает:
— Дядя Джерм не любит войн. Ник был частью «Хаоса», и Маркус был убит в доме члена «Хаоса», они думают, Маркус получил то, что заслужил. — Он смотрит мне в глаза, и я вижу его боль. Мне жаль этого несчастного человека. Он продолжает: — Я понимаю, что Ник был ребенком, но закон улиц — око за око. Я хочу сделать его жизнь такой же несчастной, какой была моя. Кроме того, я бы не слишком беспокоился о Дяде Джерме... он, может, не протянет так долго, чтобы беспокоиться о нем.
Внутри меня всё упало.
Бинго!
Я кладу голову ему на плечо и глажу его колено. Спрашиваю рассеянным голосом:
— Почему? Он болен?
Он смеется и целует мои волосы.
Заметка: принять душ, когда Омар уйдет.
Он хвастается:
— Неа, детка. Ты не единственная, кто может проворачивать дела.
Он гладит мою руку и шепчет громко:
— У меня будет своя армия к концу года. Дядю Джерма свергнут во время мятежа. Если он не упадет на колени передо мной, он — покойник.
Я задыхаюсь, и шепотом вскрикиваю:
— Ты бы убил собственного дядю?!
Он застает меня врасплох, когда притягивает мое лицо к себе и целует меня. Я заставляю себя успокоиться и продолжать дышать. Он отстраняется от моих губ и хихикает:
— Ты слишком милая. Я знал, что ты для меня с того дня, как мы встретились, детка. — Он отпускает мое покрасневшее лицо и выпрямляется: — И да, я убью своего дядю. В мгновение ока. Ник все еще жив. Я должен был пустить пулю и в него.
Ух ты. Уровень психопатии этого парня зашкаливает. Он говорит о смерти, как будто это ничего не значит. Обычное дело.
Я сглатываю и произношу шепотом:
— Почему ты убил моего кота?
Он не выглядит пристыженным, когда извиняется:
— Мне очень жаль, Тина. Я просто хотел сделать тебе больно, потому что ты сделала больно мне.
Я смотрю вверх и лгу:
— Но эта боль была просто игрой! Ник — ничто для меня. Просто источник денег.
Он кивает и уверяет:
— Кот умер быстро. Казнь — очень безболезненный способ умереть.
Мое лицо бледнеет, мое дыхание сбивается, и я чувствую, что меня тошнит.
О, боже. Он обезглавил моего кота?! Я думаю, что меня вырвет.
Вместо этого я встаю и говорю:
— Ну, теперь, когда мы во всем разобрались и заключили перемирие, я могу простить это.
Только через мой труп.
Он следует за мной и тоже встает. Приближается ко мне и шепчет:
— Может быть, мы должны закрепить эту сделку поцелуем. — Он проводит рукой по моей ключице, и я содрогаюсь от отвращения.
Омар принимает мою дрожь за что-то другое и улыбается. Я заявляю:
— Конечно, просто так мы оба знаем, с чем имеем дело. Я продолжаю работать с Ником и как только получу деньги, я — твоя.
Он кивает, и я продолжаю:
— Но ты должен отступить. Я не могу отвлекаться. Ты хочешь причинить Нику боль, и я сделаю это, малыш. Для тебя, я сделаю все, что угодно.
Затем делаю шаг вперед и целую его сомкнутыми губами, но с энтузиазмом.
После того как мысленно досчитываю до пятнадцати, делаю шаг назад и заставляю себя улыбнуться. Омар сияет, и вдруг я не чувствую себя плохо, делая это. Омар нуждается в помощи, и его дядя — единственный, кто может помочь.
Я поступаю правильно.
Ради общего блага.
Я беру руку Омара и иду с ним к двери. Он колеблется, когда я открываю ее, но наклоняется и целует меня в щеку. Его губы напротив меня шепчут:
— Я люблю тебя, мами.
Затем он уходит.
Как только закрываю дверь, мой желудок скручивается в узел, и я кладу свои трясущиеся руки на щеки.
В конце это всё окупится.
Я скидываю туфли и иду в комнату Нат. Когда вхожу, она широко улыбается:
— Я так горжусь тобой! Ты сделала это!
Ее ноутбук открыт, и она переносит запись на флешку.
Почему я чувствую себя так ужасно, если это такая хорошая идея? У меня плохое предчувствие.
Нат записывает два диска. Один, чтобы отдать Нику, другой, чтобы отдать Дяде Джерму завтра утром, и она сохранит флешку в качестве страховки.
Я обнимаю ее крепко и шепчу:
— Я надеюсь, что это сработает.
Она отвечает на объятие:
— Должно.
Боже, помоги мне, если это не сработает.
Моя голова раскалывается из-за отсутствия сна.
Тревога не давала мне спать всю ночь, так что я решил встать раньше, чем обычно. Я иду в душ и одеваюсь.
Дядя Джерм не ждал меня, но надеюсь, что он не откажется принять меня. Сажусь в машину и еду.
Стараясь не взболтнуть лишнего Нику по телефону, я спросила его, где дядя Джерм работает, и он сказал конкретно, только то, что где-то в доках. Вот куда я направляюсь. Конечно, кто-нибудь подскажет мне правильное направление, как туда попасть.
Я приезжаю к докам и ворота заперты.
Что за черт?
Проверяю время на телефоне, сейчас только начало восьмого. Я вздыхаю и выхожу из машины. Подхожу к огромным проволочным воротам, прижимаюсь лбом и дышу соленым свежим воздухом.
Успокаивающе.
— Я могу вам помочь? — говорит глубокий громкий голос.
Я открываю глаза, поворачиваюсь назад и визжу добрых пять секунд. Человек на другой стороне забора, огромный афроамериканец, хмуро смотрит на меня. Он молчит, но по его глазам видно, что он матерится про себя.
Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и кладу руку на грудь. Когда я прихожу в норму, делаю шаг ближе к забору и спрашиваю:
— Как я могу попасть к Дяде Джерму?
Лицо человека становится суровым, и он отвечает холодно:
— Если ты не знаешь, как попасть к нему, ты не должна быть здесь, детка.