Кладу руку ему на грудь и наклоняюсь; мои губы соприкасаются с мочкой его уха, и я шепчу:
— Мы должны поговорить. В приватной обстановке.
Он выглядит ошеломленным, но медленно кивает, как будто находится в трансе. Я подмигиваю и киваю головой в сторону гостиной. Когда мы заходим в мою комнату я кричу:
— Нат, я в своей комнате не одна.
Через несколько секунд, Нат приглушенно отвечает:
— Хорошо. Не беспокойся. Я поняла.
Идеально. Нат — умница.
Мы входим в мою комнату, и я предлагаю ему занять место на моей кровати. Когда собираюсь сесть, резко выпрямляюсь и говорю:
— Нам нужны напитки. Сейчас вернусь.
Я бегу на кухню, беру свой телефон и набираю номер Нат. Она отвечает шепотом:
— То, что нужно. Сделай это, детка.
Я иду обратно в свою комнату с двумя банками пива и телефоном. Как только вхожу, то смотрю вниз на свой телефон, закатываю глаза и бормочу:
— Извини. Я должна держать его поблизости на случай, если Ник позвонит. Я приложила слишком много усилий, чтобы заполучить этого мужчину, чтобы потерять его сейчас. — Кладу свой телефон на тумбу экраном вниз и сажусь рядом с Омаром на свою кровать.
Брови Омара поднимаются, и он спрашивает:
— Что ты имеешь в виду под «приложила слишком много усилий, чтобы потерять его»?
Я отвечаю так серьезно, как могу:
— Ну, у Ника есть деньги. Много. У меня проблемы сейчас, и мне нужны деньги. Очень нужны. — Пожимаю плечами и закатываю глаза: — Ник любит меня. Он даст мне все, что я хочу. Мне просто нужно привязать его к себе сильнее.
Глаза Омара расширяются, и он повторяет:
— У Ника есть деньги. Много.
Я киваю и улыбаюсь в знак согласия.
Омар улыбается и берет пиво из моих рук, чокается с моим и произносит тост:
— За манипулирующих сучек!
О, боже мой, сработало!
Я преодолеваю свою неприязнь и говорю:
— Ты чертовски хорош, Омар. Но я не могу иметь всё сразу, малыш. Если ты хочешь меня, тебе придется ждать своей очереди. Ты меня понял?
Омар торжественно кивает и произносит:
— Это отстой. Мне жаль, детка. Я знаю, что облажался перед тобой, но я хочу тебя. Не только из-за Ника. Просто хочу тебя.
Он поворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо и говорит:
— Я не уверен, смогу ли ждать тебя, мами (прим. ред. с исп. Красотка). Я хочу тебя сейчас.
Он наклоняется вперед, и я просто знаю, что он пытается поцеловать меня. В самую последнюю секунду, я поворачиваю голову, и он целует меня в щеку.
Разочарование появляется на его лице, поэтому я быстро качаю головой и лгу:
— Дорогой, я еще не закончила с ним. Я не могу отвлекаться. Такое случалось со мной раньше, и я теряла, то к чему стремилась. По-крупному. Я не позволю этому случиться снова.
Я кладу руку ему на грудь и поправляю его воротник:
— Теперь ты собираешься оставить Ника в покое или нет?
Омар не выглядит счастливым, но кивает.
Ура!
Я скольжу рукой до его челюсти, придвигаюсь ближе и медленно целую его в щеку. Шепчу:
— Спасибо, дорогой. Ты не пожалеешь об этом. — Его глаза закрыты, когда я отодвигаюсь от него.
Он быстро открывает глаза и говорит:
— Ты спрашивала его о Mаркусе?
Я киваю, надуваю губы и отвечаю:
— Да. Мне так жаль, малыш. Я не знала, что Ник убил твоего брата. Это ужасно, что ты прошел через это. Я не могу поверить, что твой дядя не отомстил Нику. Как будто он отгородился от убийства. Что случилось? — я звучу почти с искренним любопытством. Надеюсь, что он откроется мне.
В глазах Омара появляется жесткость, и он отвечает:
— Дядя Джерм не любит войн. Ник был частью «Хаоса», и Маркус был убит в доме члена «Хаоса», они думают, Маркус получил то, что заслужил. — Он смотрит мне в глаза, и я вижу его боль. Мне жаль этого несчастного человека. Он продолжает: — Я понимаю, что Ник был ребенком, но закон улиц — око за око. Я хочу сделать его жизнь такой же несчастной, какой была моя. Кроме того, я бы не слишком беспокоился о Дяде Джерме... он, может, не протянет так долго, чтобы беспокоиться о нем.
Внутри меня всё упало.
Бинго!
Я кладу голову ему на плечо и глажу его колено. Спрашиваю рассеянным голосом:
— Почему? Он болен?
Он смеется и целует мои волосы.
Заметка: принять душ, когда Омар уйдет.
Он хвастается:
— Неа, детка. Ты не единственная, кто может проворачивать дела.
Он гладит мою руку и шепчет громко:
— У меня будет своя армия к концу года. Дядю Джерма свергнут во время мятежа. Если он не упадет на колени передо мной, он — покойник.
Я задыхаюсь, и шепотом вскрикиваю:
— Ты бы убил собственного дядю?!
Он застает меня врасплох, когда притягивает мое лицо к себе и целует меня. Я заставляю себя успокоиться и продолжать дышать. Он отстраняется от моих губ и хихикает:
— Ты слишком милая. Я знал, что ты для меня с того дня, как мы встретились, детка. — Он отпускает мое покрасневшее лицо и выпрямляется: — И да, я убью своего дядю. В мгновение ока. Ник все еще жив. Я должен был пустить пулю и в него.
Ух ты. Уровень психопатии этого парня зашкаливает. Он говорит о смерти, как будто это ничего не значит. Обычное дело.
Я сглатываю и произношу шепотом:
— Почему ты убил моего кота?
Он не выглядит пристыженным, когда извиняется:
— Мне очень жаль, Тина. Я просто хотел сделать тебе больно, потому что ты сделала больно мне.
Я смотрю вверх и лгу:
— Но эта боль была просто игрой! Ник — ничто для меня. Просто источник денег.
Он кивает и уверяет:
— Кот умер быстро. Казнь — очень безболезненный способ умереть.
Мое лицо бледнеет, мое дыхание сбивается, и я чувствую, что меня тошнит.
О, боже. Он обезглавил моего кота?! Я думаю, что меня вырвет.
Вместо этого я встаю и говорю:
— Ну, теперь, когда мы во всем разобрались и заключили перемирие, я могу простить это.
Только через мой труп.
Он следует за мной и тоже встает. Приближается ко мне и шепчет:
— Может быть, мы должны закрепить эту сделку поцелуем. — Он проводит рукой по моей ключице, и я содрогаюсь от отвращения.
Омар принимает мою дрожь за что-то другое и улыбается. Я заявляю:
— Конечно, просто так мы оба знаем, с чем имеем дело. Я продолжаю работать с Ником и как только получу деньги, я — твоя.
Он кивает, и я продолжаю:
— Но ты должен отступить. Я не могу отвлекаться. Ты хочешь причинить Нику боль, и я сделаю это, малыш. Для тебя, я сделаю все, что угодно.
Затем делаю шаг вперед и целую его сомкнутыми губами, но с энтузиазмом.
После того как мысленно досчитываю до пятнадцати, делаю шаг назад и заставляю себя улыбнуться. Омар сияет, и вдруг я не чувствую себя плохо, делая это. Омар нуждается в помощи, и его дядя — единственный, кто может помочь.
Я поступаю правильно.
Ради общего блага.
Я беру руку Омара и иду с ним к двери. Он колеблется, когда я открываю ее, но наклоняется и целует меня в щеку. Его губы напротив меня шепчут:
— Я люблю тебя, мами.
Затем он уходит.
Как только закрываю дверь, мой желудок скручивается в узел, и я кладу свои трясущиеся руки на щеки.
В конце это всё окупится.
Я скидываю туфли и иду в комнату Нат. Когда вхожу, она широко улыбается:
— Я так горжусь тобой! Ты сделала это!
Ее ноутбук открыт, и она переносит запись на флешку.
Почему я чувствую себя так ужасно, если это такая хорошая идея? У меня плохое предчувствие.
Нат записывает два диска. Один, чтобы отдать Нику, другой, чтобы отдать Дяде Джерму завтра утром, и она сохранит флешку в качестве страховки.
Я обнимаю ее крепко и шепчу:
— Я надеюсь, что это сработает.