Декабрь в семье Синатра был месяцем праздников. Двенадцатое — день рождения Фрэнка, потом Рождество, а за ним Новый год. Только успевай крутиться. Долли несла домой с рынка пакеты, полные провианта — пора начинать готовку, послезавтра Фрэнку исполнится двадцать три. Помогала Долли нести сумки Нэнси Барбато — племяшка ее давней пациентки, живущей в Джерси- Сити. Нэнси часто навещала оставшуюся в Хобокене бабушку и явно заглядывалась на Фрэнка. Только и искала предлог, чтобы с ним встретиться, а заговорить стеснялась. Хорошая девушка, правильно воспитана.
— Привет, ма! — Из-за кустов к ним шагнул Фрэнк. — И тебе, Нэнси, доброго дня! — Он церемонно раскланялся, изображая поклон испанского идальго, и взял у нее пакет с фруктами. Эта девчонка буквально не дает ему прохода, поджидает у дома — встанет и смотрит во все глаза, а они у нее огромные. А уж если цветы у двери их дома валяются или открытка с сердечком на куст повешена, можно не сомневаться — это дело рук Нэнси.
— Здравствуй! — девушка засияла. Круглое нежное лицо в черных кудряшках, блестящие глаза. А ножки! У Нэнси были лучшие ножки в городе.
«Молода еще, шашни не закрутишь. Да и с итальянскими девчонками вообще шутки плохи». — Фрэнк прищурился. Он знал, что такой взгляд действует на женский пол безотказно.
— Приходи двенадцатого меня поздравить. И непременно с подарком.
— А что… Что подарить тебе? — Она облизала пересохшие губы — красные, как кораллы.
— Подумай хорошенько, чего мне больше всего хочется? — Он многозначительно улыбнулся, и малышка совсем смутилась: щеки запылали, ресницы — черные и загнутые — затрепетали.
— Нэнси свяжет красивую салфетку на стол, — нашлась Долли. — Она у нас умелица.
Подарок потряс даже циничного Фрэнка — в центре белоснежного кружева были вывязаны его инициалы, изящно переплетавшиеся с веточкой цветов.
— Офигенно! Это будет моя любимая салфетка. Спасибо! — Он коснулся губами персиковой щеки Нэнси и замер на мгновение, принюхиваясь — от нее пахло невинностью и счастьем. — А что подарить тебе?
Она вдруг смело подняла ресницы и горячо попросила:
— Песни!
— Что?
— Я знаю все твои песни. Мне так хотелось бы иметь пластинку, чтобы всегда слушать их…
— Ну, до пластинки дело пока не дошло…
— Ой, их будет очень много! Ты лучший! — От полноты чувств глаза девушки наполнились слезами и засверкали, как звезды.
— Нэнси… — он взял ее за руки. — Мне совершенно необходимо, чтобы кто-то повторял мне эти слова каждый день. Утром и вечером…
В феврале 1939 года они уже сыграли свадьбу. Долли не могла нарадоваться: Фрэнки покончил с распутными девицами и выбрал себе замечательную жену.
Впрочем, хватило его ненадолго. Молодой муж все чаще не приходил ночевать домой, благо, предлоги у него находились легко — он же человек творческий, дел много. А финансового отчета Нэнси от мужа не требовала. Она доверяла ему и только сильнее грустила, получая от него деньги на расходы, — сумма с каждым разом все уменьшалась.
— Ты же понимаешь, Нэнси, артисту приходиться обновлять сценический костюм и давать взятки, не подмажешь — не поедешь, — успокаивала невестку Долли, прекрасно понимавшая, что ее сын тратит заработанное отнюдь не на семейные или деловые нужды. — Он же у нас высоко метит!
«Эй, не дрожи, держи удар. Твой час пробьет»
Ансамбль Бенни Гудмана был очень популярным в Америке тридцатых годов. Как это часто бывает в творческих коллективах, состав его периодически менялся, и вот однажды один из его музыкантов — Гарри Джеймс — задумал создать свой ансамбль, которому требовался вокалист.
В июне 1939 года оркестр Гарри выступал в нью-йоркском концертном зале «Парамаунт». Именно тогда в игру вступил так горячо призываемый Фрэнком счастливый случай. Лежа в постели вечером после концерта, Джеймс слушал трансляцию бэнда Харольда Арлена из «Растик кэбин» в Инглвуде.
— Дорогая, послушай-ка этого парня! — крикнул он жене и прибавил звук. Фрэнк исполнял шлягер «Когда поет душа».
— Вот и пригласи его на прослушивание, — промычала Маргарет, закручивавшая волосы на крупные разноцветные бигуди и подбородком зажимавшая щетку.
— Ты запомнила его фамилию?
— Да они вроде ее и не называли.
— Фу, черт! — Гарри вскочил. — Всегда так: как что-то понадобится — ищи-свищи!
На следующий день он разыскал придорожный клуб в Инглвуде, оказавшийся той еще дырой. Пустой зал, поднятые на столы стулья, влажный после мытья пол пах грязной тряпкой. Парнишка со шваброй вызвал хозяина клуба. Завидев гостя, «ковбой» Том Уоринг расплылся в приветливой улыбке и снял шляпу: