— О, несомненно! — Эванс разлил виски, разбавив содовой. — Полагаю, если бы ангелу вздумалось петь в ресторанах и он обладал бы твоими данными, его непременно кто-нибудь затащил бы в постель.
— Точно. Моя проблема — обороняться от навязчивых поклонниц. Уже лет пять на мои концерты с оркестрами ходят толпы фанаток, которых называют «кеды и белые носки».
— Кеды? А лаковые туфельки? А сапожки из крокодиловой кожи не хочешь? Тебя будет любить вся Америка.
— Но вы вчера даже не досидели до конца.
— Разве знатоку необходимо выпить бочку вина, чтобы оценить его качество?
— Рад слышать, мистер Эванс.
— Джордж. Лучше — просто Джо. Нам теперь работать в связке. И знаешь, с чего я хочу начать, парень? С того, что свидетельствует, во-первых, о моем чувстве юмора, а во-вторых, о знании механизмов, которые пока далеко не всем ясны. Я в сущности имиджмейкер. Слыхал о таких? — Они выпили. — Я создаю звезду — ее биографию, ее внешность, ее привычки и склонности. Создаю продукт, от которого слюнки потекут у так называемого «массового потребителя». А юмор состоит в том, что щуплого коротышку с довольно заурядной внешностью… Тише, тише, парень, — осадил он дернувшегося Фрэнка, — это всего лишь констатация факта. Так вот… — Эванс поднялся и положил руку на плечо темпераментному визитеру, удерживая его в кресле. — Обладателя далеко не сногсшибательной внешности я собираюсь превратить в романтического певца, покорителя всех спален, героя всего женского населения, имеющего глаза и уши. Да, впрочем, плевать на глаза. Слепые леди всех возрастов тоже будут твои. Мне ж надо на тебе заработать.
— Почему бы не сделать из меня клоуна, раз уж моя внешность столь смехотворна?
— Голос. Голос, мой дорогой, голос. — Эванс все же зажег сигару и мечтательно уставился сквозь дым. — Бархатный, мурлыкающий баритон, словно нашептывающий в самое ушко своей избраннице самые ласковые слова. У тебя это здорово получается. Но придется тебе помочь, Фрэнки. А для этого мы с тобой должны быть вот так. — Он сцепил согнутые крючками указательные пальцы. — Начнем знаешь с чего? Ты выкинешь красный пиджак, в котором работал у Джеймса, забудешь про блестки, столь нравящиеся Томми, про яркие рубашки и ковбойские сапоги. Ты научишься носить шляпу так, словно родился в ней. И еще — ты засунешь в задницу свой сицилийский гонор.
Фрэнк едва усидел на месте, ноздри его побелели. Сквозь зубы он процедил:
— О'кей! Но давай, Джо, договоримся сразу: мы постараемся не наступать друг другу на больные мозоли.
Вскоре Эванс сказал:
— Собирай чемоданы, мальчик, порадуй семью. Мне удалось подписать с киностудией Меtro-Goldwyn-Мауеr контракт на три года.
— Я буду сниматься?
— С начала марта. Мои ребята подыскали тебе неплохую квартирку. Дорого, но, знаешь, положение обязывает. Видишь ли, Голливуд есть Голливуд.
— Прямо в Голливуд?! Это… Это фантастика!
— Ну, дорогой, все только начинается. И пожалуйста, когда будешь закупать летний гардероб, прихвати меня.
«Я номер первый! Я — Король! Ах, только б не свалиться с трона»
О, благодатный край! Все, абсолютно все цветет и пахнет: глицинии, бугенвилии, азалии, камелии и Бог знает что еще. Места голого нет, цветы лезут на заборы, крыши, оплетают стены! С утра до вечера радостное солнце и вместо желтой пыли — зеленый газон, сверкающий каплями росы. Дом одноэтажный, весь из белого штакетника, вроде непрочный, но тут у всех такие. Зато как удобно и чистенько! Ванна — это ж загляденье! Нэнси с малышкой целыми днями моется или гуляет в сквере, Мартин, надев наколенники, повадился бегать трусцой по аллеям, а Долли не прочь прошвырнуться по магазинам. Тут же все непросто — только и смотри по сторонам. «Добрый день, мисс Хепберн! Здравствуйте, мистер Гейбл! Ах, как мы вас любим… Это не ваша собачка, мистер Богарт? Сплошное очарование!»
Фрэнки не сдался на волю «имиджмэйкера». Прихватил себе сногсшибательные яркие рубашки с пальмами, галстуки сочных расцветок, легкие эффектные пиджаки. Как почти всех низкорослых мужчин с не очень выразительной внешностью, его обуревала тяга к замысловатой одежде. Но он был из тех, кому не требовалось повторять дважды — золото от медяка Фрэнки отличал всегда. И прекрасно умел обращать в достоинства собственные недостатки…
В 1941 году Синатра дебютировал на экране — в мюзикле «Ночи Лас-Вегаса», где спел свой шлягер «Я не буду больше улыбаться». В результате опроса, проведенного в этом же году журналом «Билл- боард», он был признан лучшим певцом, опередив Бинга Кросби, державшего этот титул с 1937 по 1940 год!