Вскоре после рождения сына Фрэнк познакомился с главой компании «Метро-Голдвин-Майер» Луисом Б. Майером. Случилось это на благотворительном концерте в еврейском доме престарелых. Майер был настолько впечатлен исполнением «Старушки Миссисипи» (Ol’ Man River), что решил заключить с Фрэнком контракт – в полном соответствии со слоганом корпорации: «У нас звезд больше, чем на небе». Фрэнку светила отличная компания – Джин Келли, Фред Астер, Кларк Гейбл, Эстер Уильямс. И вскоре пятилетний контракт на полтора миллиона был подписан, заменив собой контракт с «РКО».
Несколько месяцев спустя Фрэнк сказал жене:
– Пора перебираться из Нью-Джерси на Западное побережье.
И купил у Мэри Астор усадьбу в средиземноморском стиле на Вэлли-Спринг-Лейн в пригороде Лос-Анджелеса под названием Толука-Лейк.
Нэнси не хотела переезжать. По крайней мере на Восточном побережье у нее друзья, на которых можно положиться (когда нельзя положиться на мужа или когда его нет рядом – то есть практически всё время). А кому она доверится в далекой Калифорнии? С другой стороны, Фрэнк теперь зарабатывает больше миллиона в год. У него вся работа в Лос-Анджелесе, и киностудия, и прочее. Если Нэнси намерена и дальше оставаться преданной женой, ей следует держать свое недовольство при себе и ехать с мужем. Итак, она согласилась. Постепенно на Западное побережье перебрались ее родители и шесть сестер, так что Нэнси по-прежнему получала поддержку близких людей.
Из Нью-Йорка в Пасадену семья ехала «звездным поездом» под названием «Супершеф», принадлежавшим корпорации «ХХ век». На новом месте Фрэнк продолжил поиски баланса между карьерой и семьей. Если сына он просто любил, то в дочке, Нэнси-младшей, души не чаял. Дочкой Фрэнк любовался, нарадоваться на нее не мог, катал по озеру на каноэ, учил плавать. Каждое утро они вместе завтракали. Фрэнк наслаждался ролью отца, и вдобавок у него имелось время на эту роль. Тогда-то и окрепли узы любви, всю жизнь связывавшие Фрэнка и Нэнси-младшую. Отношения отца и дочери отличались поразительным взаимопониманием; что еще важнее, Нэнси каким-то внутренним чутьем угадывала, когда можно спорить с отцом, а когда лучше помолчать, отступить. Фрэнк и Нэнси были словно настроены на одну волну – причем всю жизнь, до самой смерти Фрэнка.
Пятнадцатого июня 1944 года Фрэнк начал работу над своим первым фильмом на «Эм-джи-эм». Главная роль досталась Джину Келли, а назывался фильм «Поднять якоря!». Сюжет был проще некуда: Келли с Синатрой – матросы, во время увольнительной на берег влипшие в историю. Фильм сочли безобидным и забавным, он сделал неплохие кассовые сборы.
«Поднять якоря!» еще не вышел в прокат, а Синатра успел намутить воду неоднократными критическими заявлениями как в адрес этого конкретного фильма, так и в адрес всей киноиндустрии в целом. Ему не нравилось расписание съемок, и вообще он, мол, намерен развязаться с «этим тухлым бизнесом, в котором занята всякая сволочь». Джек Келлер, пиаривший Фрэнка совместно с Джорджем Эвансом, из кожи вон лез, чтобы сгладить впечатление от этих высказываний. Келлер даже написал от имени Синатры извинения и добился, чтобы их озвучили на радио.
В каком бы фильме Синатра ни снимался, он всё хотел делать по-своему. В случае с «Поднять якоря!» это означало, что на съемочной площадке вместе с Джулом Стайном должен был работать Сэмми Кан. Продюсер Джо Пастернак да и остальные сотрудники киностудии вовсе не хотели иметь дело с Каном, однако верх в перепалке одержал Синатра, а Кан, исполненный благодарности, выложился по полной, чем доказал изначальную правоту Фрэнка.
Следующим номером Синатра повздорил с Джо Пастернаком, и вот по какому поводу. На студии «Эм-джи-эм» актерам категорически запрещалось просматривать текущий съемочный материал. То была прерогатива режиссера, оператора, гримеров и прочих членов съемочной группы, и просмотр производился исключительно с целью понять, насколько успешно продвигается дело. Личный опыт Пастернака показывал: актерам не нравятся эти «куски», они огорчаются, разочаровываются, злятся, что плохо влияет на дальнейшую работу. Но Синатру такое объяснение не устроило. Он закатил скандал, и в итоге Пастернак сдался, согласился показать Фрэнку отснятое «в приватном порядке». Однако Фрэнк заявился на просмотр в компании шестерых приятелей, и этого Пастернак не стерпел – посторонние отснятого не увидят, и точка. Фрэнк ушел, сообщив, что дальше могут снимать без него. Впрочем, через несколько дней он как ни в чем не бывало вновь появился на съемочной площадке. О столь непоследовательном звездном поведении немедленно написали таблоиды (они почему-то всегда получали такие сведения). Синатра и без того имел репутацию «сложного» человека; теперь в пользу этой версии появились дополнительные аргументы.