Выбрать главу

- Он такой блохастый, что даже смешно,- сказала Фрэнни. Она немного поборолась с Блумбергом, стараясь придать ему мирную позу домашней кошечки.- Вчера я поймала на нем четырнадцать блох. Это только на одном боку.- Она резко столкнула Блумберга вниз, потом взглянула на Зуи.- Кстати, как тебе понравился сценарий? - спросила она.- Получил ты его наконец или нет?

Зуи не отвечал.

- Господи! - сказал он, не сводя глаз с нот на пюпитре.- Кто это выкопал?

Пьеса называлась "Не скупись, послушай, детка". Она была примерно сорокалетней давности. На обложке красовался рисунок сепией с фотографии мистера и миссис Гласс. Мистер Гласс был в цилиндре и во фраке, миссис Гласс - тоже. Оба ослепительно улыбались в объектив, и оба, наклонясь вперед и широко расставив ноги, опирались на тросточки.

- А что это? - сказала Фрэнни.- Мне не видно.

- Бесси и Лес. "Не скупись, послушай, детка".

- А! - Фрэнни хихикнула.- Вчера вечером Лес Предавался Воспоминаниям. В мою честь. Он думает, что у меня расстройство желудка. Все ноты из шкафа вытащил.

- Хотел бы я знать, как это мы все очутились в этой чертовой ночлежке, если все началось с "Не скупись, послушай, детка". Поди пойми.

- Не могу. Я уже пробовала,- сказала Фрэнни.- Расскажи про сценарий. Ты его получил? Ты говорил, что этот самый Лесаж или как его там собирался оставить его у швейцара по дороге…

- Получил, получил,- сказал Зуи.- Мне неохота его обсуждать.

Он сунул сигару в рот и принялся правой рукой наигрывать в верхних октавах мотив песенки под названием "Кинкажу", успевшей, что любопытно, стать популярной и позабыться еще до того, как Зуи родился.

- Я не только получил сценарий,- сказал он.- Еще и Дик Хесс позвонил вчера около часу ночи - как раз после нашей с тобой маленькой потасовки - и пригласил меня выпить, скотина. В Сан-Ремо. Он О_т_к_р_ы_в_а_е_т Г_р_и_н_и_ч-В_и_л_л_е_д_ж. Боже правый!

- Не колоти по клавишам,- сказала Фрэнни, глядя на него,- Если ты собираешься там сидеть, то я буду давать тебе указания. Вот мое первое указание: не колоти по клавишам.

- В_о-п_е_р_в_ы_х, он знает, что я не пью. Во-вторых, он знает, что я родился в Нью-Йорке, и если есть что-нибудь на свете для меня совершенно невыносимое, так это "местный колорит". В-третьих, он знает, что я живу за семьдесят кварталов от его Вилледж, черт побери. И в-ч_е_т_в_е_р_т_ы_х, я ему три раза сказал, что я уже в пижаме и в домашних туфлях.

- Не колоти по клавишам,- приказала Фрэнни, гладя Блумберга.

- Так нет, дело было неотложное. Ему надо было видеть меня немедленно. Чрезвычайно важно. Не ломайся, слышишь! Будь человеком хоть р_а_з_а жизни, прыгай в такси и кати сюда.

- И ты покатил? И крышкой тоже не грохай. Это мое второе…

- Ну да, конечно же, я покатил! Нет у меня этой треклятой силы воли! - сказал Зуи. Он закрыл крышку сердито, но без стука.- Моя беда в том, что я боюсь за всех этих провинциалов в Нью-Йорке. И мне плевать, сколько времени они тут пробыли. Я вечно за них трясусь - как бы их не переехали или не избили до п_о_л_у_с_м_е_р_т_и, пока они рыщут в поисках мелких армянских ресторанчиков на Второй авеню. Да мало ли еще какая хреновина случится. Зуи мрачно пустил клуб дыма поверх страниц "Не скупись…".

- В общем, я-таки туда поехал,- сказал он.- Там уже, конечно, сидит старина Дик. Такой убитый, такой р_а_с_с_т_р_о_е_н_н_ы_й, до того набитый важными новостями, которые не могут подождать до завтра. Сидит за столом в джинсах и жуткой спортивной куртке. Этакий изгнанник с берегов Де Мойн в Нью-Йорке. Я его чуть не прикончил, ей-богу. Ну и ночка! Я сидел там битых два часа, а он мне выкладывал, какой я умнейший сукин сын и что вся моя семья - сплошь гениальные психотики и психопаты. И т у т - когда он наконец кончил психоанализировать меня, и Бадди, и Симора, которых он в глаза не видал, и когда он наконец уперся в какой-то умственный тупик, решая, быть ему до конца вечера чем-то вроде Колетт, которая одинаково бьет правой и левой, или вроде маленького Томаса Вулфа,- тут он вдруг вытаскивает из-под стола роскошный портфель с монограммой и сует мне в руки новенький сценарий часового фильма.

Зуи махнул рукой, словно отмахиваясь от надоевшей темы. Но он встал с табуретки слишком быстро, так что этот жест вряд ли можно было счесть прощальным. Сигару он держал во рту, а руки засунул в карманы брюк.

- Я г_о_д_а_м_и слушал, как Бадди рассуждает об актерах,- сказал он.- Боже мой, послушал бы он, что я могу ему рассказать о Писателях, Которых Я Знал.

Он с минуту постоял на месте, затем двинулся вперед без видимой цели. Остановился у "Виктролы" образца 20-го года, бессмысленно воззрился на нее и гавкнул в трубу два раза подряд, для собственного удовольствия. Фрэнни засмеялась, глядя на него, а он нахмурился и пошел дальше. У водруженного на радиоприемник "Фрешмен" 1927 года аквариума с рыбками он вдруг остановился и вынул ситару изо рта. Он с явным интересом заглянул в аквариум.

- Все мои черные моллинезии вымирают,- сказал он и машинально потянулся к баночке с кормом, стоявшей возле аквариума.

- Бесси их утром кормила,- вмешалась Фрэнни. Она продолжала гладить Блумберга, все еще насильно приучая его к трудному и сложному миру вне теплого вязаного аледа.

- У них голодный вид,- сказал Зуи, но убрал руку от рыбьего корма.- Вот этот малый совсем отощал.- Он постучал по стеклу ногтем.- Куриный бульон - вот что тебе нужно, приятель.

- Зуи,- окликнула Фрэнни, чтобы отвлечь его.- Как твои дела все-таки? У тебя д_в_а сценария. А о чем тот, что тебе завез на такси Лесаж?

Зуи еще с минуту неотрывно смотрел на рыбку. Потом, повинуясь внезапному, но, как видно, непобедимому капризу, растянулся на ковре лицом вверх.

- В том, что прислал Лесаж, мне предлагают играть некоего Рика Чалмерса,- сказал он, закидывая ногу на ногу.- Могу поклясться, что это салонная комедия образца тысяча девятьсот двадцать восьмого года, готовенькая как на заказ по каталогу Френча. Разве что роскошно осовремененная болтовней о комплексах, подавленных желаниях и сублимации, и все это на жаргоне, который автор перенял у своего психоаналитика.

Фрэнни смотрела на Зуи, точнее на то, что ей было видно. С того места, где она сидела, были видны только подошвы и каблуки его ботинок.

- Ну, а то, что написал Дик? - спросила она.- Ты уже читал?

- А у Дика я могу играть Верни, чувствительного дежурного из метро. В жизни не приходилось читать такой чертовски оригинальной и смелой пьесы для телевидения.

- Правда? Значит, это так здорово?

- Я не говорил - здорово, я сказал - смело. Давай на этом, брат, и помиримся. Наутро после выпуска в эфир все на телевидении будут бегать и хлопать друг друга по плечам, довольные до потери сознания. Лесаж. Хесс. Пом рой. Заказчики. Вся смелая команда. А начнется это уже сегодня. Если уже не началось. Хесс войдет в кабинет Ле-сажа и скажет: "Мистер Лесаж, сэр, есть у меня новый сце нарий про чувствительного молодого дежурного из метро, от него так и разит смелостью и первозданной чистотой. А насколько мне известно, сэр, после Нежных и Душещипательных сценариев вы больше всего любите сценарии, пол ные Смелости и Чистоты. А в этом сценарии, честное слово, от Чистоты и Смелости просто не продохнешь. Он весь набит слезливыми и слюнявыми типами. В нужных местах и жестокости хватает. И как раз тогда, когда душевно тонкий дежурный из метро совсем запутался в своих моральных проблемах и его вера в человечество и в Маленьких людей рушится, из школы прибегает его девятилетняя племянница и выдает ему порцию славной, доморощенной шовинистической философии, которая перекочевала к нам из про-, шлого прямиком от выросшей в глуши жены Эндрю Джексона. Бьет без промаха, сэр! Он такой приземленный, такой простенький, такой высосанный из пальца и притом достаточно привычный и заурядный, что наши жадные, издерганные, невежественные заказчики непременно его поймут и полюбят".

Зуи вдруг резко приподнялся и уселся на ковре.

- Я только что из ванны, весь в поту, как свинья,- пояснил он. Он встал и исподволь, словно против воли, бросил взгляд в сторону Фрэнни. Он совсем было отвел глаза, но вместо этого стал внимательно в нее вглядываться. Опустив голову, она смотрела на Блумберга, который лежал у нее на коленях, и продолжала его гладить. Но что-то переменилось.