- Ага,- сказал Зуи и подошел к дивану, явно напрашиваясь на скандал.- Леди шевелит губками. Настал час Молитвы.
Фрэнни не поднимала глаз.
- На кой черт тебе это понадобилось? - спросил он.- Спасаешься от моего нехристианского отношения к художественному ширпотребу?
Фрэнни подняла глаза и закивала головой, моргая. Она улыбнулась брату. Губы у нее и вправду безостановочно двигались.
- И ты мне не улыбайся, пожалуйста,- сказал Зуи спокойным голосом и отошел от дивана.- Симор вечно мне улыбался. Этот проклятый дом кишит улыбчатыми людьми.-.Он мимоходом, почти не глядя, ткнул большим пальцем в какую-то книжку, наводя порядок на книжной полке, и прошел дальше. Подошел к среднему окну, отделенному широким подоконником от столика из вишневого дерева, за которым миссис Гласс просматривала счета и писала письма. Он стоял спиной к Фрэнни и смотрел в окно с сигарой в зубах, засунув руки в карманы.
- А ты знаешь, что мне, возможно, придется ехать на съемки во Францию нынче летом? - спросил он с раздражением.- Я тебе говорил?
Фрэнни с интересом посмотрела на его спину.
- Нет, не говорил! - сказала она.- Ты не-шутишь? А какая картина?
Зуи, глядя на посыпанную гравием крышу школы напротив, сказал:
- А, это длинная история. Тут возник какой-то хмырь из Франции, он слышал набор пластинок, которые я записал с Филиппом. Я с ним завтракал недели две назад. Настоящий шноррер, но в общем симпатичный, и явно он у них там как раз сейчас в большом ходу.
Он поставил ногу на подоконник.
- Ничего определенного - с этими ребятами никогда точно не договоришься, но я, по-моему, почти вбил ему в голову мысль - снять фильм по роману Ленормана. Я его тебе посылал.
- Да-да! Ой_как здорово, Зуи! А если ты поедешь, то когда, по-твоему?
- Это не здорово. Вот в чем загвоздка. Я бы с удовольствием снялся. Ей-богу, с удовольствием. Но мне адски не хочется уезжать из Нью-Йорка. Если уж хочешь знать, я терпеть не могу так называемых "творческих людей", которые разъезжают разными там пароходами. Мне наплевать, по каким причинам. Я здесь р_о_д_и_л_с_я. Я здесь в школу ходил. Меня тут м_а_ш_и_н_а с_б_и_л_а - дважды, и оба раза на той же треклятой у_л_и_ц_е. И нечего мне делать на съемках в этой Европе, прости господи.
Фрэнни задумчиво смотрела на его спину, обтянутую белой тканью рубашки. Ее губы продолжали все так же неслышно произносить что-то.
- Почему же ты едешь? - спросила она.- Раз у тебя такие сомнения.
- Почему я еду? - сказал Зуи не оборачиваясь.- А потому, что мне чертовски надоело вставать по утрам в бешенстве, а по вечерам в бешенстве ложиться спать. Я еду, потому что я сужу каждого несчастного язвенника, который мне встречается. Само по себе это меня не так уж волнует. По крайней мере, когда я сужу, я сужу честно, нутром, и знаю, что расплачусь сполна за каждый вынесенный приговор рано или поздно, так или иначе. Это меня не тревожит. Но есть что-то такое - господи Иисусе,- что-то я такое делаю со всеми людьми, с их нравственными устоями, что мне самому это уже видеть невмоготу. Я тебе точно скажу, что и_м_е_н_н_о я делаю. Из-за меня все они, все до одного, вдруг чувствуют, что вовсе ни к чему делать свое дело по-настоящему хорошо, и каждый норовит выдать такую работу, чтобы все, кого он знает,- критики, заказчики, публика, даже учительница его детишек,- считали бы ее хорошей. Вот что я творю. Хуже некуда.
Он нахмурился, глядя на школьную крышу, потом кончиками пальцев стряхнул несколько капель пота со лба.
Услышав, что Фрэнни что-то сказала, он резко повернулся к ней.
- Что? - сказал он.- Не слышу.
- Ничего. Я сказала "О господи".
- Почему "О господи"? - сердито спросил Зуи.
- Ни-по-че-му. Пожалуйста, не накидывайся на меня. Я просто думала, и больше ничего. Если бы ты только видел меня в субботу. Ты говоришь, что подорвал чьи-то нравственные устои! А я вконец испортила Лейну целый день. Мало того, что я хлопалась в обмороки чуть ли не ежечасно, я же ведь и ехала в такую даль ради милого, дружеского, нормального, веселого и р_а_д_о_с_т_н_о_г_о футбольного матча, но стоило ему только рот раскрыть, как я на него набрасывалась, или просто перечила, или - ну, не знаю - в общем, все портила.
Фрэнни покачала головой. Она все еще машинально гладила Блумберга. Казалось, она смотрит в одну точку - на рояль.
- Я не могла хоть разок удержаться, не вылезать со своим мнением,- сказала она.- Это был чистый ужас. Чуть ли не с первой секунды, как он встретил меня на вокзале, я начала придираться, придираться, придираться ко всем его взглядам, ко всем оценкам - ну абсолютно ко всему. То есть к каждому слову. Он написал какое-то безобидное, школьное, пробирочное сочинение о Флобере, он так им гордился, так хотел, чтобы я его прочла, а мне показалось, что его слова звучат как-то покровительственно, знаешь, как студенты делают вид, что на английской кафедре они уже свои люди, и я ничего лучше не придумала, чем…
Она замолчала. Потом снова покачала головой, и Зуи, стоя к ней вполоборота, прищурился, внимательно ее рассматривая. Теперь она еще больше походила на больного после операции, она была даже бледнее, чем утром.
- Просто чудо, что он меня не пристрелил,- сказала она.- Я бы его от всей души поздравила.
Это ты мне рассказывала вчера вечером. Мне не нужны несвежие воспоминания с самого утра, брат,- сказал Зуи и снова отвернулся к окну.- Во-первых, ты бьешь мимо цели - начинаешь ругать разные вещи и людей, а надо бы начать с самой себя. Мы оба такие. Я точно так же говорю о своем телевидении, черт побери, сам знаю. Но это н_е_в_е_р_н_о. Все дело в н_а_с с_а_м_и_х. Я тебе уже не раз говорил. Почему ты этого никак в толк не возьмешь?
- Не такая уж я бестолковая, только ты-то все время…
- Все дело в н_а_с с_а_м_и_х,- перебил ее Зуи.- Мы уродцы, вот и все. Эти два подонка взяли нас, миленьких и маленьких, и сделали из нас двух уродов, внушили нам уродские принципы, вот и все. Мы - как Татуированная Женщина, и не будет у нас ни минуты покоя до конца нашей жизни, пока мы всех до единого тоже не перетатуируем.- Заметно нахмурившись, он сунул сигару в рот и попробовал затянуться, но сигара уже потухла.- А сверх всего,- быстро продолжал он,- у нас еще и комплексы "Умного ребенка". Мы же так всю жизнь и чувствуем себя дикторами. Все мы. Мы не отвечаем, мы вещаем. Мы не разговариваем, мы разглагольствуем. По крайней мере, я такой. В ту минуту, как я оказываюсь в комнате с человеком, у которого все уши в наличии, я превращаюсь в я_с_н_о_в_и_д_я_щ_е_г_о, черт меня подери, или в живую шляпную булавку. Король Всех Зануд. Взять хотя бы вчерашний вечер. В Сан-Ремо. Я непрестанно молился, чтобы Хесс не рассказывал мне сюжет своего нового сценария. Я отлично знал, что у него все уже готово. Я знал, черт побери, что мне оттуда не выбраться без сценария под мышкой. Я только об одном и молился - чтобы он избавил меня от устного предисловия. Он не дурак. Он з_н_а_е_т, что я не могу держать язык за зубами.
Зуи резко и неожиданно повернулся, не снимая ноги с подоконника, и взял - скорее, схватил - с письменного стола матери пачку спичек. Он опять повернулся к окну, глянул на школьную крышу и снова сунул сигару в рот - но тут же вынул.
- Черт бы его побрал совсем,- сказал он.- Он все-таки душераздирающе туп. Точь-в-точь как все на телевидении. И в Голливуде. И на Бродвее. Он думает, что все сентиментальное - это н_е_ж_н_о_с_т_ь, и г_р_у_б_о_с_т_ь- это признак реализма, а все, что кончается потасовкой,- законное разрешение конфликта, который даже…
- И ты все это с_к_а_з_а_л?
- Сказал, не сомневайся! Я же только что тебе объяснил, что не умею держать язык за зубами. Как же, я ему все сказал! Он там так и остался сидеть один, и ему явно хотелось сквозь землю провалиться. Или чтобы о_д_и_н и_з н_а_с провалился в тартарары - надеюсь, черт возьми, что он имел в виду меня. В общем, это была сцена под занавес в истинном духе Сан-Ремо.
Зуи снял ногу с подоконника. Он обернулся, вид у него был напряженный и взволнованный, и, выдвинув стул с прямой спинкой, сел к столу матери. Он закурил потухшую сигару, потом беспокойно подался вперед, положив обе руки на столешницу вишневого дерева. Рядом с чернильницей стояла вещь, которую его мать использовала как пресс для бумаг: небольшой стеклянный шар на черной пластмассовой подставке, а в нем - снеговик в цилиндре. Зуи взял в руки игрушку, встряхнул ее и сидел, созерцая кружение снежинок.