Как поступила бы Аннушка, получи она янкино письмо? Уж кто-кто, а Аннушка-то знала всю правду. Ей, Янке, тогда была известна лишь часть истины: что Ласло по душе Тарба, церковь, чин приходского священника, но вовсе не она сама; Аннушке же было известно гораздо большее, она знала, что ему дорого в жизни помимо Тарбы, кого Ласло любит. «Нельзя ли мне приехать к тебе, Аннушка? – писала она сестре. – Мне страшно выходить замуж за Ласло, мне кажется, он совсем не любит меня». Если бы письмо это дошло до Аннушки, если бы Янка смогла уехать к ней тогда… Папе не удалось бы заставить ее вернуться домой: к тому времени ей перевалило за тридцать. Да, но тогда у нее не было бы дочери. А что за жизнь без Сусу? – Янка невольно содрогнулась.
Как странно бывает в жизни, ведь она всегда чувствовала, что муж даже в минуты близости ласкает не ее, а другую. И случалось, что в такие моменты она мысленно перебирала всех знакомых, пытаясь определить, кем могла быть эта женщина. Теперь ясно: это была Аннушка. О господи! Она настолько устыдилась этой мысли, что даже покраснела. А как тяжело, наверное, было Ласло: рядом не Аннушка, а всего лишь она, не аннушкины длинные черные волосы в беспорядке разметаны по подушке, а ее, янкины, косы… Разве мог бы он чего добиться от Аннушки, даже если бы удалось ему сегодня встретиться с ней на винограднике? Неужели он совершенно не знает ее характера?… Так вот почему для него так важно заполучить приход в Пеште! Пешт… Там день и ночь гудят автомобили! А ей, Янке, что ей делать в Пеште, где нет ни единой знакомой души, а Аннушка… Нет, это безумие! И если Ласло еще хоть раз попытается искать близости с вей… Но теперь это даже представить себе невозможно, это все равно, что измена. Сусу не привыкла к большому движению, еще угодит под машину в Пеште… Как странно, что ее, Янку, никто никогда не любил. Она медленно повела головой и долгим, изучающим взглядом посмотрела на мужа. Но Ласло Кун даже не заметил этого: он не сводил глаз с Аннушки.
У Такаро Надя даже шея горела от напряжения. Трижды переписывал он набело текст своей проповеди, не было случая, когда бы он готовился с подобным тщанием. Поистине дьявольским наущением продиктован молодому священнику умысел: попросить его, Такаро Надя, отслужить панихиду по теще. Может, кто донес на него? Быть может, Ласло Кун желает докопаться до его тайных мыслей? Чего им надо? И разве втиснуть в текст канонической проповеди более того, что в нем содержится? Покойница, царство ей небесное, много лет как была не в своем уме, теперь у бедняги Пишты Матэ гора с плеч свалилась, наконец-то он избавился от тяжкого бремени. Пошли ей, Господи, вечное успокоение, ибо при жизни немало горя претерпели от нее близкие. Как бы это половчее ввернуть сюда фразу о борьбе за мир?
Воскресение из мертвых, воспоследующее за земным упокоением, он увязал с грядущей счастливейшей жизнью, где не будет более места распрям и войнам. Надо полагать, Ласло Кун удовлетворен этим, какой странный у него взгляд, неподвижный и лишенный всякого выражения, словно человек находится в полусне. Не иначе, как затаился, лукавый, прислушивается к его словам, после же будет жаловаться на него в Совете. Такаро Надь прокашлялся прочищая горло, на глазах у него выступили слезы. Подвергнуть старого человека такому унижению! Впрочем, чего ждать от Ласло Куна, когда он захватил приход собственного тестя. «Мир на земли и во человецех благоволение!» – звенел его голос, сам же он глаз не сводил с Ласло Куна.
«Вот чудак, – думала Аннушка. – Что он такое говорит! Можно подумать, он боится чего-то». Интересно, кто эта толстая женщина рядом с ней и плоскогрудая девица, на редкость некрасивая? Обе в черных платках так же, как и она, Аннушка. Если взглянуть поверх гроба, то можно увидеть все семейство. Францишка сидела с опущенной головой: эта явно клянет ее, оскорбленная за свой венок. Янкиного лица не видно, оно скрыто вуалью. Тетушка Кати хлюпает, но при этом заметно, что старуха довольна: еще бы, и ее усадили на одну скамью с близкими родственниками. Девочка с тонкими чертами лица – янкина дочь, хорошо бы нарисовать ее портрет, во взгляде у девочки проскальзывают одновременно и страх и любопытство. Девочка смотрит на нее, Аннушку; конечно же, Янка рассказывала дочери о ней. Папа опустил голову, лицо полускрыто в ладонях, он молится. Бедняга, должно быть, его терзает жажда. А что такое творится с Приемышем? Аннушка слегка наклонилась вперед, чтобы лучше видеть его, и тут взгляд ее встретился с устремленным на нее взглядом Ласло Куна. Она выдержала его спокойно, точно взгляд незнакомого, чужого человека.