Новые господа предпочитают теперь селиться на золеных склонах Таунуса, за чертой города, оставляя и нем место для контор, управлений, банков и других таких же учреждений, определяющих общий облик Франкфурта.
Возьмите в руки любой справочник или путеводитель по городу, и на вас посыпятся всяческие «центры». Биржевой центр, банковский центр, железнодорожный центр, международный центр, расчетный центр, полиграфический, издательский…
Статистические выкладки показывают, что торговые и кредитные обороты города, равно как выпуск продукции и численность его населения, давно превзошли довоенные показатели. Все это верно, но неполно. По числу убийств, ограблений, насилий Франкфурт прочно держит первенство и уверенно несет сомнительную славу центра гангстеров, наркоманов и алкоголиков.
Но уж коли мы взяли в руки путеводитель, то есть смысл пройтись по городу. Прогулку эту целесообразнее всего начать с вокзала — необъятно широкого здания, прикрытого стеклянной крышей и украшенного позеленевшими от времени фигурами поддерживающих земной шар атлетов да изображениями орлов. Вокзал пришел прямо из XIX века. Как это ему удалось — непонятно. Но таким он представляется с привокзальной Кайзерштрассе — оживленной и нарядной улицы. Если присмотреться, слишком оживленной. Но лучше не приглядываться. Здесь район ночных ресторанов, порнографических кинотеатров (существуют и такие) и тому подобных заведений. С витрин смотрят такие кадры, что становится дурно. Особенно впечатляющи эти кварталы вечером. Но безопаснее побывать здесь днем. Безопаснее… Однако не безопасно!
И при свете дня маячат у входов в «заведения» мрачные потертые личности. При вашем приближении такая «личность» делает широкий гостеприимный жест: «Только у нас!» Исчерпывающую информацию о том, что бывает «только у нас», можно получить из соответствующих газет, по старинке называемых «бульварными».
Чтобы не вынести превратного представления о Кайзерштрассе, не будем глазет!» по сторонам, а устремимся к замыкающему улицу небоскребу «Дойче банк», этажей под пятьдесят. По мере удаления от вокзала улица принимает все более респектабельный характер, обрастая роскошными витринами и вывесками солидных учреждений. Оканчивается она площадью, украшенной скульптурной группой трех первопечатников: Гутенберга, Фауста и Шеффера. Площадь перевита транспортными путями, перейти ее невозможно.
Мы ныряем под землю и попадаем в… универмаг. Надо хорошо знать город, чтобы выбрать нужное направление в лабиринте подземных торговых рядов. Мы не знаем города и отдаемся воле случая. Случай выводит нас к одинокой башне, нелепо торчащей среди стеклобетонных блоков, набитых товарами и бумагами. Повернем направо, минуем «Бриллиантовую биржу» и остановимся у железной решетки, окружающей обычный школьный двор. От всех прочих школьных дворов он отличается тем, что у одной из его стен лежит надгробная плита, на которой написано: «Здесь покоится мать Гёте».
Франкфурт-на-Майне — родина величайшего немецкого поэта. Дом, где он родился и жил, переоборудован в музей. Точнее сказать, на месте, где стоял дом Гёте, сейчас расположен музей, призванный воссоздать обстановку, окружавшую поэта в годы его детства и юности.
Пять этажей музея заполнены старинной мебелью, предметами тогдашнего быта, картинами, утварью, музыкальными инструментами. Надо полагать, что из окон мансарды, приспособленной под домашнюю библиотеку, во времена, о которых идет речь, открывался чудесный вид на Майн и собор — тот самый, где короновались на царствование повелители Священной римской империи. Собор был дотла разрушен в годы второй мировой войны. Работы по его восстановлению не закончены и по сей день. Огромное здание скрыто, как вуалью, густой сеткой строительных лесов, и оценить красоту его форм не удается. Но, несмотря на это, посетить соборную площадь следует. Здесь начинался город. В нынешнем состоянии значительная часть площади — это огороженный замысловатыми бетонными перилами глубокий котлован, на дне которого можно разглядеть остатки римских построек. Здесь же, на противоположной от собора стороне, располагаются прекрасно реставрированные здания красивой церкви Николая Угодника и старинной городской ратуши. Последняя носит прозвище Рёмер (римлянин) — явный намек на высокое звание и преемственность германских императоров, дававших, по вступлении на трон, в залах этого дома свой первый пир. Неподалеку от ратуши расположена другая, внешне ничем не примечательная, но тем не менее историческая церковь Павла, в здании которой происходили заседания первого немецкого парламента в бурные революционные дни 1848 года.
А теперь послушаемся совета авторов путеводителя, переберемся на левый берег Майна и посмотрим на Франкфурт со стороны.
Пусть это будет вечер, лучше всего весенний, когда листья деревьев, покрывающих длинный остров и набережные, еще не загораживают панорамы, а лишь оттеняют ее, точь-в-точь как это делают с нашими достоинствами талантливые портные и критики. В такой вечер не сидится дома. Еще светло. Рекламы и витрины не зажглись, и ноги сами несут тебя к природе, к набережной Майна. Больше некуда.
Плотная толпа принарядившихся граждан. Лебединые силуэты пришвартованных пассажирских пароходов. Проворные легкие лодки. Причудливо отражаются в темном зеркале воды стальные фермы мостов. Над ними стаи горластых чаек. А надо всем этим на фоне темнеющего неба плывут острые шпили старинных церквей. И если отвлечься от торчащих, как незажженные свечки, небоскребов, то ничего как будто бы не напоминает здесь о деловом бурлящем котле, в котором день за днем, год за годом варятся семьсот тысяч человек, составляющих население этого финансового центра страны. Не видно ни американских казарм, ни бьющихся в постоянной лихорадке бирж, ни молчаливых, как спруты, банков, ни шумных, переливающих десятки тысяч посетителей ярмарок. Не слышно свиста и воя самолетов, ежедневно проносящихся над гигантским франкфуртским аэродромом, крупнейшим в Западной Европе. Не слышно грохота составов на обволакивающей город плетенке железных дорог. Даже не ощутим запах бензиновой гари тысяч и тысяч автомобилей, копошащихся в бетонном лабиринте дорог.
Ничего этого нет. Есть старый город, возникший на перекрестке торговых путей очень давно, очевидно, тогда, когда появились здесь сами торговые пути.
…Меня всегда раздражают заявления вроде: «Это самая живописная область во всей…» или: «Это самый красивый город…» Как будто имеется какая-то мерка, которая, будучи к чему-то приставленной, с максимальной точностью покажет степень живописности. Или, может быть, существует утвержденный список сравнительных красот. Я не очень доверяю эмоциям путешествующих авторов, в том числе и своим, и буду стараться придерживаться голых фактов.
Расстояние от Кёльна до Мюнхена — шестьсот пятьдесят километров — поезд преодолевает за восемь с половиной часов. Как раз чтобы выспаться. Стоимость проезда в одноместном купе — двести марок. Сумма эквивалента стоимости более чем четверти тонны бананов, или сорока чашечкам кофе, подобных той, которую мне утром принес проводник вместе с известием, что до Мюнхена остается полчаса езды.
За окном мелькала Бавария — слабопересеченная равнина с разбросанными тут и там рощами, полями и лугами. Все это могло бы сойти за ставший уже привычным пейзаж Рейнской области, если бы не заросли хмеля, вьющиеся на специальных сооружениях, напоминающих скорее всего приспособления для просушки белья. Да еще острые шпили деревенских церквей сменились луковицами куполов.
Незнакомые названия отлетающих платформ. Дачные, типичные, видимо, для всех крупных городов места. Сады. Огороды. И как удар тока: Дахау. Острые, черепичные крыши. Густые кроны яблонь. Я перевожу взгляд на красную рукоятку тормоза. Остановить поезд? Или, лучше, время? Возвратить его на тысячу лет назад. Он и тогда уже существовал — город Дахау. Чистый, аккуратный, средневековый. Украшенный старинным королевским замком и еще более старинной церковью, он, может быть, никогда бы и не всплыл на поверхность истории, если бы 22 марта 1933 года на близлежащем заброшенном заводе боеприпасов не был учрежден первый немецкий концентрационный лагерь, ставший не только образцом многих других, но и символом нацистского террора вообще.