Наш проселок влился в широкую, так называемую федеральную дорогу, уже плотно забитую. Горы стояли не сплошной стеной, как я ожидал, а отдельными, как бы выставленными в дозор группами, отделенные друг от друга ровными, довольно просторными долинами, по которым там и сям были разбросаны населенные пункты, беленькие, чистенькие, игрушечные.
Я развернул карту. Горы: Аммергебире, Веттерштейн, Карвендель. Городки: Мурнау, Лабер, Эттель… Неожиданно мы пырнули в туннель, довольно, впрочем, короткий, и очутились в новой долине, окруженной со всех сторон плотной стеной гор или, лучше сказать, забором, острые зубцы которого поблескивали кристаллами вечных снегов. Мой спутник ткнул пальцем в пространство и объявил, что находящаяся перед нами вершина и есть знаменитая Цугшпитце. Я понимающе кивнул, хотя совершенно не понимал, которую из вершин он имел в виду. Все они казались мне одинаково высокими и одинаково прекрасными.
Через четверть часа мы оказались у конечной цели нашей поездки — в городе Гармиш-Партенкирхен, получившем благодаря проходившим здесь зимним олимпийским играм, можно сказать, мировую известность. Несмотря на свое громоздкое наименование, это совсем небольшой городок, составленный в основном из двухэтажных каменных домов с характерными, широкими, нависающими над тротуарами деревянными балконами. В основном используемые, по-моему, для просушки перин. Крыши домов черепичные, весьма крутые. Не знаю, для каких надобностей на них раскладывают увесистые камни. Многие дома Центральной улицы щедро расписаны местными живописцами, отчего вся она напоминает картинную галерею. Несмотря на свои размеры, город весьма оживлен, в основном, конечно, за счет приезжих. Местные жители, особенно пожилые, продолжают носить национальные костюмы — привычка, в центральных районах страны почти утраченная. Приезжие господа и дамы предпочитают джинсовые нары, специально жеванные и вылинялые, или на худой конец что-нибудь попестрее. Все это в общем создает впечатление яркости и суетливости, отчего нависшие над городом горы кажутся еще суровее и величественнее.
Мы проехали еще километров десять к югу и добрались до местечка Грейнау, настоящей жемчужине или, уместнее, россыпи горного хрусталя — настолько этот городок красив. За Грейнау начинается Австрия, и, чтобы не очутиться за границей, мы свернули на дорогу, идущую параллельно стене гор. На крутых склонах лепились ярко-зеленые луга. Выше их начинались густые леса, которые по мере высоты постепенно редели и снизу казались жиденькими волосенками на мощной лысине Альп. И здесь луга были разбиты на участки, похожие на большие заплаты. На каждой делянке возвышался бревенчатый, крытый черепицей сарай или хижина. На вбитых в землю кольях сушились охапки сена. И если не считать млеющих под солнцем коров да проносящихся по дороге автомашин, вокруг не было ничего живого.
Дорога, перескакивая со склона на склон, бежала мимо альпийских лугов, альпийских деревень, альпийских городов, альпийских вилл.
Склоны становились все круче. Они как бы стряхивали с себя пестрый покров, чтобы предстать в суровой наготе. Отвесные стены ущелья — и перед нами огромная, наполненная до краев чаша горного озера Вальхен, безбрежного и бездонного. Бытует легенда, что в урочный час эта горная чаша расколется, наполняющая ее влага ринется вниз, соединится с соседним озером Кохель, расположенным значительно ниже, и затопит всю равнину до самого Мюнхена. А пока что воды Вальхен попадают в озеро Кохель через толстенные трубы, покрутив предварительно мощные турбины электростанции.
Если верить путеводителю, то самые эффектные места горной Баварии расположены восточнее, в так называемых Берхтесгаденских Альпах, «изюминкой» которых считается высокогорное озеро Кёнигсзе. Расположенное более чем на две тысячи метров ниже окружающих его высот, оно собирает в своем синем зеркале всю гамму альпийской природы: величие иссеченных временем серебряных вершин, наготу скал, увешенных жемчужными нитями водопадов, густой бархат лесов, опускающихся к самой воде.
Увы, красоты Кёнигсзе я списываю не с натуры, а с большой фотографии, правда мастерски исполненной, которая висит перед моими глазами на стене ресторана, где мы собираемся пообедать. Заведение это расположено тоже на берегу альпийского озера, только не Кёниг, а Кохель. Оно не столь знаменито, но достаточно красиво и, главное, легкодоступно. Большая часть его берегов отдана санаториям, пансионатам, отелям. Я смотрю на голубую поверхность озера, усыпанную лодками, на опрокинутые в нее вершины окружающих гор и прощаюсь с Альпами.
ОДА АВТОБАНУ
Дорога… Дорога… Не знаю слова ёмче. Не знаю образа ярче. Неподвижная, а бежит. Слепая, а ведет. Как морщины лицо, покрывают дороги землю. А может быть, это венозные сосуды человечества? Или смутные контуры таинственного понятия «время — пространство»?
Дороги. Дороги. Дороги.
Сдайте в архив ваше представление о сегодняшней Западной Германии, если оно не начинается со слова «автобан»!
Авто — это автомобиль. Бан — дорога, путь, полотно. Нет, не автомобильная дорога, а дорога автомобилей. Не людей, не каких-то других экипажей, а именно автомобилей. Здесь их среда, стихия, царство. То, что не удалось лошади, удалось машине: оседлать седока, поработить рабовладельца!
Принято считать, что автомобили питаются бензином. Это и неточно, и несущественно. Завтра им потребуется мазут. Послезавтра — какая-нибудь кислота пли щелочь. Не бензином питаются автомобили, а пространством дорог. И сводятся леса, отступают поля, луга, пашни. И ложатся, и ложатся на землю бетонные рубцы дорог. Идеалом был бы асфальтовый, расчерченный, покрытый указательными знаками шар… Но до этого еще далеко. Пока что автомобиль — средство транспорта, а вовсе не визитная карточка его владельца. Так по крайней мере принято считать. И поэтому с легкой душой выхожу на большую дорогу. Это, разумеется, аллегория. Ни на какую большую дорогу, не то что автобан, здесь не выйдешь. Собьют в два счета. Даже не выедешь, если не можешь держать скорость порядка сотни километров в час. Нам это по плечу. И поэтому мы спокойно следуем путем, освещенным сине-белыми табличками со схематическим изображением двух уходящих к горизонту дорог под перекинутым путепроводом.
Трудно придумать пример более разительного несоответствия формы и содержания, чем европейский город. Особенно отчетливо его различаешь сквозь стекла автомашины, продирающейся средневековой паутиной улиц. Рывками, от светофора к светофору, зажатые спереди, сзади, с боков сотнями машин самых различных моделей и марок, пробиваемся мы к большой дороге. Бросок. Еще бросок. И вот наконец плавный бетонный виток возносит нас на широкий путепровод, развалившийся над дюжиной городских кварталов. Перед нами размотанный рулон автобана. Мой водитель успокаивается. Выражение его лица приобретает торжественность. Не нужно крутить головой. Не нужно спрашивать: куда? Прямо! Только прямо. В первый ряд, и дави на педаль! Нагоняй упущенное время.