«Свертывание» роли семьи, безусловно, сказывается на формировании характеров, привычек, да и мировоззрения молодого поколения, все в большей и большей степени предоставляемого «улице», телевидению, кино, прессе. Этот процесс убыстряется тем, что посторонние взрослые почти не вмешиваются в поведение «чужого» ребенка. Здесь не принято делать замечаний, наставлений, давать советы, выражать неудовольствия, вообще проявлять свои эмоции.
Западногерманские дети в нашем понимании явно невоспитанны, невежливы, недисциплинированны и некультурны. Убедиться в этом нетрудно. Попробуйте сесть в трамвай на остановке, расположенной близ школы, в час окончания занятий. Уверяю вас, не сядете. Если вы, конечно, не спортсмен или не боитесь скандала. Немцы вообще не признают очередей. Это взрослые. А дети и подавно. Но, допустим, вам удалось проникнуть в салон вагона. Допустим, вы пожилой человек. Думаете, вам уступят место? Много думаете! Всю дорогу вас будут донимать хохот, вопли, гиканье, сопровождаемые возней, маханием рук, кривлянием, беготней. Да, многие взрослые будут возмущенно пожимать плечами, переглядываться и… молчать. Никто не проронит ни слова. В чужие дела не вмешиваются.
Я очень часто пользовался городским транспортом и за три года не могу припомнить ни одного случая, чтобы кто-нибудь из пассажиров одернул распоясавшегося юнца. Напрасно думать, что все это лишь безобидные шалости, баловство. Уступить место инвалиду? Никогда. Хотя такие места предусмотрены и над ними висят соответствующие надписи. Вы спросите: а полиция? А полиции практически нет. На миллион населения Кёльна приходится, как мне сказали, около восьми тысяч полицейских, которые заняты в основном надзором за уличным движением и поддержанием порядка при демонстрациях…
Может быть, следует упомянуть, что школьной формы здесь не существует. Родители одевают своих детей согласно собственному вкусу и, разумеется, достатку.
Я не хочу быть понятым превратно и еще раз оговариваюсь, что подавляющая часть моих наблюдений приходится на Кёльн и на другие крупные центры. Хочется верить, что в небольших городах и в сельской местности дело обстоит иначе.
Я незнаком ни с методами обучения в местных школах, ни с объемом школьных программ. Мне известно лишь, что система образования в ФРГ весьма сложна. Достаточно сказать, что помимо основных школ имеются реальные училища, гимназии (в том числе вечерние), колледжи, профессиональные училища, институты, университеты…
В конечном счете важна не система, а результат. Выше я уже говорил о добросовестности местных граждан в работе. Все, что делается, делается на совесть. Эта традиция, на мой взгляд лучшая из всех существующих, передается пока из поколения в поколение неукоснительно. Но будет ли это продолжаться и в будущем, я не знаю. Судя по поведению молодежи — нет. Не может разболтанный, несобранный человек стать хорошим работником.
Общеизвестно, что западногерманские высшие учебные заведения дают хороших специалистов, знающих и любящих свое дело, производящих впечатление культурных, образованных людей. Но это впечатление быстро улетучивается, как только разговор переходит со специальной на «общую» тему. Многие весьма уважаемые мной за их опыт и знания люди, которые и по роду своей деятельности, и по положению безусловно должны быть причислены к интеллигенции, порой прямо-таки поражали меня, если выразиться совсем мягко, своим равнодушием ко многим явлениям искусства, литературы. Мои элементарные знания, например, основных событий германской истории вызывали в собеседниках неподдельное удивление. Русской истории здесь, как мне кажется, вообще не уделяют внимания. Мы были однажды приглашены на парфюмерную фабрику одной из очень старинных и известных фирм. К нам был приставлен сотрудник, который удивительно интересно и исчерпывающе (насколько это допускают коммерческие и производственные секреты) рассказал о деятельности его предприятия, о достоинствах товара, о связях. Очевидно, чтобы доставить нам особое удовольствие, он сообщил, что его фирма торгует с Советским Союзом с самого момента своего образования, а произошло это знаменательное событие в 1795 году!
— Не может быть! — воскликнул кто-то из наших.
— Нет, нет. Совершенно серьезно. Именно с этого года и существуют наши связи с СССР.
Человек, которого я глубоко уважаю за его знание дела, однажды в нашей частной беседе признался мне, что из произведений русских писателей он читал лишь «что-то» Достоевского и… все. Такие имена, как Пушкин, Лермонтов, Толстой, ему знакомы, но чего-либо конкретного из их сочинений он не помнит.
Разговор о русской культуре обычно ограничивается воспоминанием о «большом балете», Чайковском.
Возможно, я обязан оговориться, подчеркнуть, напомнить, что я был связан с довольно ограниченным кругом людей, по профессии и интересам далеко отстоящим от искусства.
Но вот уже не мои субъективные восприятия. В каждом крупном западногерманском городе существуют музеи, выставки, содержащие порой редкостные экспонаты. Но не они поражали меня при осмотрах, а отсутствие посетителей. И мне всякий раз вспоминались многочисленные очереди людей, желающих попасть в нашу Третьяковку, Эрмитаж, Пушкинский и Русский музеи… Отчего это? Я не знаю. Может быть, это равнодушие следует объяснить обилием информации, ярмарок, выставок…
В 1974 году в Кёльне был открыт интереснейший Римско-Германский музей, располагающий уникальными экспонатами, обнаруженными в большинстве своем совсем недавно и относящимися к истории Древнего Рима и германских племен. Первое время музей посещался. Но вот любопытство публики было удовлетворено, и интерес к нему пропал.
Я хочу быть понятым правильно. Я нисколько не сомневаюсь в том, что в Западной Германии имеется достаточное количество знатоков, любителей, ценителей, равно как и высококвалифицированных специалистов по искусствоведению, истории, археологии и т. д. и т. д. Я свидетельствую лишь, что нет здесь того непосредственного, массового, стихийного интереса, даже влечения к искусству, той неутолимой жажды прекрасного, которую охотно отмечают почти все иностранцы, побывавшие в нашей стране.
Бундеснемцы в большинстве своем замкнуты и живут в общем-то узкими интересами своей семьи, своего дома, своей работы, своей фирмы. Большая политика интересует «маленького» человека здесь лишь постольку-поскольку. В массе своей он аполитичен. Думается, лучшим доказательством тому является, по крайней мере на данном этапе, популярность центристских, реформистских политических партий.
Социально-политическая обстановка в ФРГ сложна и изменчива. Это хочется повторять и повторять. С этим сталкиваешься ежедневно, на каждом шагу. Относительно высокий уровень жизни ни в коей мере не снимает социальных проблем. Число безработных давно перевалило за миллион человек. Особую остроту приобретает безработица среди молодежи. Неудовлетворительно обеспечение пенсионеров. Все это не может не отражаться на общем состоянии общества. Взрывоподобный рост терроризма, ограблений, похищений, насилий. Не проходит дня, в самом буквальном смысле этого слова, чтобы каналы информации не известили об очередном крахе, убийстве или скандале в самых высших сфеpax. Западногерманское общество бьет лихорадка. Болезнь установлена. Давно известен и ее носитель — капитализм.
«Общество потребления». Магические, ласкающие слух обывателя слова. Вчера: двухкомнатная квартира, малолитражная машина, телевизор. Сегодня: «Мерседес», четырехкомнатная квартира, стереозвук. Завтра: два «Мерседеса», дом, цветной телевизор… А я — все тот же. Не лучше, не хуже.
Откуда берутся «мерседесы», домики, цветные телевизоры, потребитель не знает и знать не хочет. Что его ждет если не завтра, то послезавтра, он тоже не желает знать. Он смутно понимает, что так будет не всегда, и спешит «насладиться» жизнью в той форме, которая ему доступна. Отсюда и поп-музыка, и порнография, и алкоголизм, и суррогат литературы. Здесь в избытке книжные магазины, книжные отделы, ларьки, киоски. Здесь не устанешь восхищаться качеством книжной продукции, чудесами полиграфии, оформления книг… Ну а содержанием? Если, конечно, отвлечься от великой классики и от специальных научных и научно-популярных изданий, то придется признаться, что средний уровень современной бундеслитературы гораздо ниже, чем принято понимать под словом «средний». Монументальных, ставящих острые проблемы произведений я за последние годы что-то на местном книжном рынке не встречал. Хотя, казалось бы, кому-кому, а народу, пережившему такую грандиозную трагедию, есть что осмысливать и есть над чем рассуждать.