Выбрать главу

Фридезинхен молниеносно поймала ртом большую жужелицу, вознамерившуюся дерзко пройтись под самым ее носом, и продолжала:

— Из всех очень многих моих детей только ты у меня остался. Я жду, что ты сделаешь честь мне и твоему отцу Фридеру, Фридолин! Пусть судьба твоей злосчастной сестры послужит тебе предостережением, сынок! Не связывайся ни с одной живой душой, пусть это будет даже самая очаровательная барсучиха! Живи только для себя и фыркай, царапай и кусай всех и каждого! Будь бдителен, бросай даже самую вкусную жратву, если от нее может исходить опасность! Ты не должен кончить свои дни в желудке человека, Фридолин, ты должен однажды умереть в своей норе просто от старческой слабости!

— Я сделаю все, как ты сказала, мама! — ответил сын и, растроганный, прижался своим рыльцем к рыльцу Фридезинхен.

Остаток лета и большую часть осени мать и сын прожили в идеальном согласии. Они вместе спали, вместе жарились на солнце, вместе охотились. Им почти не нужно было слов, столь едины они были во всем. Фридолин превратился уже в совсем взрослого барсука. Он стал крупнее и тяжелее матери, и это было в порядке вещей, ибо у барсуков мужчины всегда крупнее и сильнее женщин.

Когда осень стала уже холодной, ветреной и сырой, странная тревога овладела Фридолином. Он не знал, что с наступлением морозов должен впасть в спячку, потому что с ним этого еще не случалось. Но тревога прочно засела в нем. Она гнала его в самом начале ночи, без матери, на охоту, и не было случая, чтобы он не принес домой моркови, кореньев или буковых орешков.

Его мать была не столь предусмотрительна: она знала, что на исходе зимы будет страдать от жуткого голода и весну встретит худой как скелет, но ее лень, тоже выдающаяся барсучья добродетель, была неодолима. Вместо этого она занялась вдруг на тайных любовных тропах поисками отца своих детей, барсука Фридера. Нашла она его, нет ли, но характер ее круто изменился. Она уже не ласкала сына, а, наоборот, всячески показывала ему, что он в квартире лишний. Как некогда Фридерика, она пихала и кусала его при первой возможности, и сын от матери слышал теперь только злобное и мрачное фырканье.

Однажды она прямо заявила ему:

— Слушай, толстяк, долго ты еще будешь торчать в моем доме? Я и так слишком долго тебя тут терпела! Зима на пороге — ты, может, думаешь, что я хочу провести ее вместе с тобой в мшистой норе, но ты с твоими окороками слишком много места тут занимаешь! Убирайся вон! Катись отсюда, Фридолин! Я достаточно часто показывала тебе лисью нору под валунами, у тебя еще хватит времени привести ее в порядок. Очисть ее, и с глаз моих долой!

Совершенно изнемогшая от этой длинной речи, мать перевела дух и посмотрела на сына гневно сверкающими глазами.

Но Фридолин думал о темной, без солнца, лисьей норе, о том, сколько трудов нужно, чтобы избавиться от вони и нечистот. Подумал он и о запасах, которые сам натаскал сюда, в материнскую нору, и наконец сообразил, что он крупнее и сильнее матери.

Поэтому он ответил угрюмо:

— Не выйдет, матушка Фридезинхен! Если кто и должен отсюда убираться, так это ты! Ты все твердишь про лисью нору, которая мне совсем не по вкусу, — так вот и обживай ее сама! Я сильнее тебя, я натаскал сюда припасов, так что давай, проваливай, и я наконец отдохну от твоей бабьей ругани!

С этими словами он стал выталкивать мать, сперва из комнатки, потом по коридору на воздух, несмотря на ее брань и сопротивление. Некоторое время матушка Фридезинхен еще сидела под холодным осенним дождем. Потом она признала, что сын ее Фридолин прав, ведь право сильнейшего почитается во всем зверином мире, и вообще это закон всей жизни. Фридезинхен еще горестно посопела и пустилась в путь к лисьей норе, с неудовольствием думая о предстоящей работе.

Глава вторая

Приключения лисенка Изолейна и его путешествие в Хуллербуш.
Фридолин будет выкурен из норы и отправится в широкий мир.

К тому времени, как Фридолин прогнал мать из ее же норы, он был уже видным молодым человеком приятной наружности с толстой прослойкой жира под шерстью, с округлым брюшком, почти касавшимся земли. Каждая барсучья барышня при виде его начинала от удовольствия покачивать хвостиком.

Гладкая, жесткая, довольно длинная блестящая шерсть покрывала все тело, даже уши. На спине бело-серая вперемежку с черной, по бокам и возле хвоста рыжеватая, а на животе и лапах коричнево-черная. Голова же была белой. Черная полоска, расходясь от носа по щекам, делалась шире, проходила над глазами и над белыми ушками, теряясь где-то на затылке. От носа до начала хвоста Фридолин имел три четверти метра в длину, а его красивый, взъерошенный хвостик — еще двадцать сантиметров. Ростом Фридолин вышел не больше школьной линейки, то есть всего тридцать сантиметров. Сейчас, осенью, хорошо откормленный, он весил тридцать пять фунтов — по всем статьям прекрасный, отличной наружности барсук.