Свою власть за пределами имперской Италии, и прежде всего в Германии, Фридрих по-прежнему мог осуществлять посредством приказов, распоряжений и отправки легатов. I сентября 1161 года в Ландриано он повторил распоряжение, объявленное еще в январе 1157 года в Трире, согласно которому немецким бюргерам запрещено было создавать клятвенные союзы[163]. Пфальцграф Конрад Рейнский, ранее считавший такой поворот событий по отношению к трирскому архиепископу чрезвычайно выгодным, был вынужден смириться с решением брата-императора. Еще более сложной для государя оказалась ситуация, сложившаяся в связи с явно проалександровской позицией архиепископа Эберхарда Зальцбургского, который так и не отозвался на неоднократные вызовы императора. Из Кремоны или из Лоди, где Фридрих дал инвеституру новоизбранному патриарху Аквилейскому Удальриху II, после того как последний присягнул Виктору IV, Штауфен отправил своего нотария Бурхарда в качестве легата в юго-восточные земли немецкой части Империи и в Венгрию[164]. Нотарий должен был наделить патриарха регалиями, а затем отстаивать дело Виктора IV в Каринтии и Венгрии. Хотя миссия введения в должность нового герцога Каринтийского Германа в Филлахе прошла чрезвычайно успешно, в отношении императорской церковной политики она полностью провалилась. Патриарх заметно дистанцировался от императорского антипапы. Эберхард Зальцбургский, вновь получивший письменный вызов, не был готов ехать к императору. Сославшись на плохое состояние здоровья, он предложил выплату финансовой компенсации за то, что не участвует в походе и не является ко двору.
В конце 1161 года казалось, что до победы над Миланом остаются считаные дни. На сей раз Фридрих встал на зимние квартиры в Лоди, поскольку из этого города было проще блокировать пути сообщения, соединявшие Милан с Брешиа и Пьяченцой. Несмотря на ряд неудач в церковной политике, императору удалось улучшить свое положение. В декабре 1161 года ко двору для переговоров о дружеском союзе прибыла делегация от английского короля, который, учитывая проалександровскую позицию духовенства своей страны, относился к демаршам императора крайне сдержанно. Императору в то время не давала покоя идея созыва вселенского собора для обсуждения церковного вопроса. Уполномоченные Империи, находившиеся в окрестностях Рима, действовали против Александра III столь успешно, что в конце года папа был вынужден покинуть город и направиться во Францию. При таком ходе событий был вынужден уступить даже архиепископ Эберхард Зальцбургский.
Миланцы все больше убеждались в том, что дальнейшая борьба с императором не имеет смысла. Планомерное уничтожение их посевов, продолжавшееся в ходе нескольких лет, и блокада путей снабжения из Брешиа и Пьяченцы, начавшаяся осенью 1161 года, наконец поставили «ломбардскую метрополию» на колени. В городе были и отдельные проштауфеновские группы, представители которых, правда, пока подвергались изгнанию. Однако голоса тех, кто выступал за соглашение, за начало переговоров, звучали все громче[165]. 21 февраля 1162 года к императору прибыли представители города, с которым он так долго боролся, причем граф Гвидо ди Бьяндрате, как и в 1158 году, включился в беседу в качестве посредника особого рода. Поначалу не было ни малейшего сомнения в том, что предложение о договоренности, conventio, против которой выступало лишь меньшинство князей во главе с новоизбранным Райнальдом Кёльнским, найдет отклик, как это уже случилось четыре года назад. Миланцы были готовы разрушить городские укрепления, выдать заложников, принять немецкого или ломбардского подеста, заплатить штраф, возвести пфальц за собственный счет, отказаться от регалий и расторгнуть прежние союзы, а также выселить из своего города три тысячи жителей. Иными словами, горожане шли заметно дальше пунктов соглашения 1158 года. Большинство князей выступили за принятие такого предложения. Им явно казалось, что требование безоговорочной капитуляции грозит новым витком сопротивления столь упорно защищавшейся коммуны.
164
См.:
165
О дальнейшем см.: